Волчата голодны всегда
Шрифт:
Фролов прислушался вновь, но слышал только шуршание бумаги и краткие реплики адвоката: «Угу», «Запомни это», «Хоть слово перепутаешь, тебе хана».
Капитан вышел из изолятора сильно разочарованный. Встреча адвоката со своим подзащитным не устранила сомнения и темные пятна, а только прибавила. Особенно не давала покоя Фролову фраза, оброненная Хлыстом в самом начале встречи: «…первый раз ослушался ваших инструкций и вот вляпался». Каких инструкций? О чем? На работу возвращаться не было сил. Он не торопясь прошелся по магазинам, взял бутылку водки. Пришел домой, приготовил ужин и, как в плохих фильмах, только поднес стакан водки ко рту, как ему позвонил следователь, ведущий дело об обнаруженных в Чертовом озере трупах мужчины и женщины и «обрадовал» тем, что только сейчас эти два тела были опознаны Николаем Малахитовым как принадлежащие
– По каким характерным признакам опознал? От них же одни обглоданные кости остались, – не поверил такому гладкому стечению обстоятельств Фролов, косясь на запотевший в руках стакан спиртного.
– Ну, это формальное опознание, так как Хлыстов после встречи с адвокатом заявил, что часы и крест он снял с утопленников, когда первым обнаружил их в воде, и после утаил этот факт от других ныряльщиков.
– Будь здоров! – только и смог вымолвить вымотанный капитан полиции, предоставив следователю удивленно прислушиваться в телефоне к размеренным булькающим звукам…
На следующий день у начальника полиции было совещание. Все собрались за большим овальным столом, ожидая, когда Нефедов начнет «летучку», но полковник сидел молча, погрузившись в какие-то свои мысли. Все начинали переглядываться и посматривать на часы, но не решались напомнить о себе начальству. А Сергей Михайлович никак не мог забыть вчерашний вечер, анализируя, что же такого он сделал, чтобы его единственный и любимый сын дошел до такого состояния.
Вчера вечером он пришел домой в приподнятом настроении. Еще бы, ведь в деле исчезновения мэра и его жены появилась определенность, а именно, обнаружены их тела. Теперь ему не грозило снятие с должности. Наоборот, позвонил областной генерал, который давно собирался на пенсию, и сказал, что если Нефедов раскроет это дело, то его переведут в столицу области на его место. А ведь убийца практически был пойман… И неважно, что по совету своего адвоката он заявил, будто золотые вещи снял с мертвых тел, – на опровержение этого поработает не одна экспертиза. Главное, что на месте преступления обнаружен отпечаток протекторов его машины, по давности своего появления совпадающий с примерным временем смерти Малахитовых.
За этими приятными размышлениями он, придя домой, застал своего сына в сильном наркотическом опьянении. Карл был совершенно не в состоянии отвечать на вопросы отца, поэтому полковник удовлетворился тем, что провел доскональный обыск в его комнате. В результате им было обнаружено светло-серое сыпучее вещество, а проще говоря, героин, который он тут же высыпал в унитаз. Утром Карл, ничуть не боясь отцовского гнева, «наехал» на него, требуя вернуть ему пятьдесят граммов наркотика, словно речь была о сахарном песке. Узнав, что сделал отец, он впал в истерику. Из отрывистых завываний полковник понял только, что подставил сына на крутые «бабки» и теперь его поставят на «счетчик». «Верни, отец, порошок или дай денег, а не то все плохо закончится», – требовал его сынок, который еще недавно боялся прогулять уроки в школе. Поэтому с утра на рабочем месте начальник городского отдела впал в сильную депрессию, причиной которой стала безвыходность положения. Чем больше времени он искал выход, тем больше понимал, что выхода без потерь из этой ситуации нет. Вопрос только, что поставить на чашу весов? Сына? Свою карьеру? Сын был дороже, но полковник считал, что наркомания – это болезнь, излечить которую невозможно. Таким образом, возникла большая вероятность потерять все сразу. Ему стало себя очень жалко, захотелось разогнать своих сотрудников и выпить водки, но двадцать семь лет службы все же перевесили его депрессию, и он наконец очнулся.
– Давай докладывай, что нового по убийству мэра и жены, – дал он отмашку следователю.
– Подозреваемый дает устойчивые показания, что снял с утопленников золотые украшения, когда увидел их на дне Чертового озера при погружении, и решил их присвоить. Я не имею больше оснований держать его под стражей, поскольку нет ни одного прямого доказательства, что он убийца.
– Пока санкция на содержание под стражей не истекла, никакого разговора о его освобождении я не хочу слышать. Это время мы должны использовать, чтобы намертво привязать его к убийству Малахитовых, – дал указание Нефедов.
– У кого есть какие мысли по существу? – подхватил требование начальника его заместитель по следствию. – Что скажет розыск?
– Кроме проведенного опознания тел, необходимо бы провести генетическую экспертизу, – не совсем то, что от него ожидали, произнес капитан Фролов. – Чтобы снять все сомнения на этот счет.
– А у кого еще есть такие сомнения? – нахмурился Нефедов, сделав паузу, чтобы дать возможность высказаться и другим, и, удовлетворенный молчанием сотрудников, повернулся к Фролову всем корпусом: – Да не только у нас нет в этом сомнений – даже в областном управлении их нет, а кроме того, из области уже доложено в Администрацию президента России о том, что тело мэра Хромовска обнаружено.
– Ну, если только в саму администрацию, – понимающе кивнул головой строптивый капитан.
– У тебя есть идеи, как доказать вину Хлыстова? – продолжал настаивать на своем начальник полиции.
– Надо провести сравнительную молекулярно-биологическую экспертизу часов и крестика с цепочкой, поставив перед экспертом вопросы о наличии на ювелирных вещах микрочастиц тела покойников, а также озерной флоры.
– А если золото будет чистым, то… – подхватил идею оперативника следователь.
– То мы докажем, что Хлыст дает ложные показания. А раз он не снимал с тел Малахитовых ювелирку, значит, он снял ее с них, когда совершал убийство, – закончил за следователя полковник Нефедов, чувствуя, что его настроение начинает улучшаться.
– И получается четкая, логически выстроенная линия обвинения, – подхватил заместитель начальника по следствию. – Хлыстов, действуя из корыстных побуждений и желая завладеть дорогими ювелирными изделиями потерпевших, совершил убийство, а затем с целью скрыть следы преступления отвез тела на своей машине и утопил их в озере.
– Осталось только установить место, время, способ и орудие преступления, – внес очередную ложку дегтя Фролов.
– Вот этим все и займутся, пока подозреваемый находится под стражей, – опять нахмурился Нефедов, понимая, что до обвинительного заключения и передачи дела в суд еще очень далеко.
Анжела не знала, как ей быть с матерью, которую Николай, как и обещал, сдал в психиатрическую лечебницу. Ведь мать не была душевнобольной. Да, она была строгой, она не верила своей дочери, считала ее лгуньей – одним словом, не любила Анжелу. Но ведь не сумасшедшая! А потом, до появления отчима она была совсем другой. Память девушки почему-то все чаще напоминала ей о маме, которая ее любила и заботилась о ней, с которой они гуляли в скверах вместе с еще тогда живым папой. От этих воспоминаний наворачивались слезы, и Анжела всеми силами старалась их сдержать, чтобы не огорчать Николая. Она не смогла бы объяснить ему их причину, ведь сама же хотела, чтобы ее избавили от мамы, и Ник это сделал, дав ей настоящую, взрослую свободу. Поэтому он мог расценить ее слезы как то, что ей плохо с ним. А этого она боялась больше всего на свете и пыталась как можно чаще давать ему понять, как ей с ним хорошо.
Вот и сейчас, когда полиция обнаружила тела его родителей, она старалась облегчить его переживания. Но он держался молодцом, как и подобало настоящему мужчине, – сухо и сдержанно. Даже чересчур сдержанно. Однако эта внешняя сухость компенсировалась его любовью к девушке. Их страстные ночи изматывали все силы. В одну из таких сумасшедших ночей Ник сделал ей предложение. Было, правда, в этом предложении что-то одержимое, как и во всех этих любовных ристалищах…
Причиной этому были наркотики. Анжела была удивлена тем, как легко он к этому относится. Еще больше ее удивлял тот порядок, который был им установлен в доме. Словно «это» чашка кофе, которую он просит прислугу принести ему в кабинет. Шприц на серебряном подносе всегда приносил Кузьма и ловко, словно опытный медбрат, делал инъекцию. Что это наркотики, она догадалась не сразу – долгое время Николай говорил, что ему колют инсулин, – но по смене его настроения после укола, по расширенным, словно у ночного хищника, зрачкам она поняла. Анжела сказала, что тревожится за его здоровье, но он отреагировал на это только тем, что перестал говорить про инсулин. Теперь он просил мажордома просто сделать укол. Это обстоятельство пугало девушку, и она пыталась найти какой-то выход, но не находила. В конце концов Анжела прямо заявила своему парню, что, если он не прекратит употреблять наркотики, тогда она тоже разделит с ним это увлечение. «Пожалуйста, – спокойно, с улыбкой принял он это. – Когда? Хочешь сейчас?» Он словно провоцировал ее. Не этого она ожидала, но отступать было поздно.