Волчица и пряности
Шрифт:
Содержание этой книги было таково, что сам Отец Фрэнсис написал, что не желает рассматривать его сколь-нибудь предвзято.
Уж конечно, Хоро просто не могла спокойно ответить на вопрос Эвана.
Поэтому вместо нее ответил Лоуренс.
– Когда человек становится старым, древние легенды приобретают для него особое значение.
– А?
Сжимая книгу в руках, Хоро прошмыгнула мимо пытающегося что-то проговорить Эвана и унеслась по коридору.
Лоуренс догадался, что она не желала читать книгу в присутствии других. Поэтому он попросил зажечь свечу и, установив ее в подсвечник, поспешил следом.
Добравшись до коридора, идущего позади зала богослужений, он увидел, что Хоро сидит на корточках, сжимая книгу в руках, словно ребенок, которого только что отругали.
– Как бы хорошо ты ни видела, в темноте читать ты все же не можешь, верно?
Хоро вся дрожала; пальцы с силой впились в книгу.
Сперва Лоуренсу показалось, что Хоро плачет; но когда она медленно подняла голову, он увидел, что лицо у нее решительное.
– Ты.
В свете свечи глаза Хоро блестели золотом.
– Если я от злости разорву эту книгу, ты сможешь им заплатить за нее?
Судя по голосу Хоро, она не шутила.
Однако такая манера подходила Хоро куда больше, чем слезы на лице.
Лоуренс пожал плечами, после чего кивнул.
– Я смогу заплатить, но только не вырывай оттуда листы, чтобы вытирать ими слезы.
Даже сам Лоуренс почувствовал, что сказал отличную фразу.
Хоро в ответ ухмыльнулась, обнажив один из своих клыков, и, подняв взгляд, ответила:
– Да, ты явно готов заплатить за мои слезы высокую цену, так что обидно будет упустить возможность поплакать перед твоими глазами.
– В мире множество поддельных драгоценных камней, поэтому мне надо быть осторожным, чтобы не купить один из таких.
Это уже было совсем как их обычные перепалочки.
Лоуренс и Хоро рассмеялись, как будто говоря без слов: «какие же все это глупости».
– Ты. Можешь меня оставить одну ненадолго, чтобы я могла почитать?
– Понял. Но ты должна сказать мне, что думаешь, когда дочитаешь.
Если такое было возможно, Лоуренс предпочел бы остаться рядом с Хоро.
Но он понимал, что если скажет это сейчас, Хоро разозлится.
Тревожиться – значит не доверять.
Хоро все же была гордой и мудрой волчицей. Если Лоуренс будет обращаться с ней как с девочкой-плаксой – кто знает, какое жестокое возмездие его ждет.
Лоуренс сказал себе, что время тревожиться настанет, когда он увидит, что Хоро действительно нуждается в поддержке.
Поэтому ни слова больше он не произнес и даже не кинул на Хоро взгляда, уходя коридором прочь. Хоро же, в свою очередь, сделала глубокий вдох и словно немедленно забыла о существовании Лоуренса.
В следующий миг, судя по звуку, книга была решительно раскрыта.
Идя в полутьме коридора, Лоуренс постучал себя по голове, пытаясь таким образом как-то изменить ход своих мыслей.
Эльза, разумеется, не оставила надежд вновь привести деревню к процветанию. Если бы знания Лоуренса могли хоть как-то помочь, конечно, он бы не поскупился и поделился ими.
В уголке памяти Лоуренса оставалась зарубка: не забыть подготовить слова, чтобы убедить Эвана бежать из деревни вместе с ними, когда придет время.
– Хмм? Господин Лоуренс, разве тебе не надо быть рядом с ней?
Первым, что услышал Лоуренс, когда вернулся в комнату, был удивленный вопрос Эвана.
Эльза, мгновенно поняв, что атмосфера в комнате изменилась, естественным жестом убрала руку от Эвана и вытерла уголки глаз. Лоуренс невольно пожалел, что Хоро не столь деликатна.
– Если мне не стоит здесь находиться, я пойду куда-нибудь еще, - ответил он.
Услышав предостерегающее подкашливание Эльзы, Эван застыл.
Лоуренс подивился про себя, не выглядит ли он сам со стороны так же, как Эван сейчас. Впрочем, он тут же одернул себя, решив, что сейчас не время размышлять о таких мирных и банальных вещах.
Конечно же, Эльза тоже наверняка хотела, если только возможно, всегда быть рядом с Эваном и ни о чем не тревожиться.
И все же она вновь предстала прежней бесстрастной Эльзой.
– Итак, чем могут помочь мои знания и опыт? – спросил Лоуренс.
– Я совсем недавно спросила старейшину Сему; он сказал, что если нам вернут все зерно, деревня будет должна семьдесят монет Лима.
Лима была золотой монетой. Одна Лима стоила примерно двадцать серебряных монет Тренни, так что семьдесят монет Лима означали около тысячи четырехсот Тренни.
Именно столько, скорее всего, селяне истратили на починку своих орудий труда, закупку пищи на зиму, а также просто на еду, питье и разные товары. Если исходить из того, что в Терео было не больше сотни домов, каждый дом истратил четырнадцать серебряных монет. Деревня Терео не владела какими-то особо значительными посевными землями, потому такая сумма выглядела непомерно большой.
– Даже если вы заберете все мои вещи, выручите вы за них очень немного, - произнес Лоуренс. – Если покупателем будет Энберл, то даже пшеница из моей повозки пойдет, несомненно, по самой низкой цене, какая только возможна. Вам повезет, если выручите две сотни монет.
– Деньги – не единственное, чего не хватает. Селяне, разумеется, не могут питаться остатками зерна этого года, что хранятся в нашем амбаре, а значит, еще деньги будут нужны на покупку пищи...
– А мы можем попробовать скормить немного зерна собакам и посмотреть, ядовито оно или нет?
Это предложил Эван. Да, в худшем случае у селян не останется выхода, кроме как идти этим путем.
Вопрос, однако, был в том, сможет ли деревня прожить на хлебе, который может оказаться ядовитым, целый год, до следующего урожая.