Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— Тем не менее вы укрыли меня, прервали на время траурную церемонию, чтобы оказать помощь не только мне, но и сопровождавшему меня человеку, одолжили мне свое платье, а моему спутнику — одежду бедного покойника, за которого я молюсь здесь, на земле, и надеюсь, что он вознесет за меня молитву на Небесах.
— И это не помешает мне, как только вы покинете мой дом и я выполню долг гостеприимства, пожелать, чтобы вы попали в руки преследующих вас людей.
— Но почему же вы не выдаете меня, если так относитесь к нам?
— Потому что моя неприязнь не так сильна, как сострадание к вам, как моя вера в клятву, как мой долг гостеприимства, потому что я поклялась, что сегодня вас не поймают, и отчасти потому, что надеюсь: увиденное здесь станет для вас полезным уроком и, возможно, вы разочаруетесь в своих замыслах, ведь у вас доброе сердце, я это поняла.
— Кто же сможет заставить меня отказаться от замыслов, что я вынашиваю вот уже полтора года?
— Вот кто! — сказала вдова.
И резким и быстрым движением, какими были все ее жесты, Марианна сорвала простыню с покойника и открыла его бескровное лицо и раны, окруженные широкой лиловой полосой.
Несмотря на всю твердость своего характера, которую она уже не раз успела проявить, молодая крестьянка отвернулась, не в силах вынести столь жуткой картины.
— Подумайте, сударыня, — продолжала вдова, — прежде чем приступать к осуществлению ваших планов, сколько бедных людей, чье единственное преступление состоит в том, что они вас любят, сколько отцов семейств, сколько сыновей и братьев будут лежать, как он, на смертном одре; подумайте о том, сколько матерей, сестер, вдов и сирот будут, как я, оплакивать того, кого любили и кто был опорой в их жизни!
— Мой Бог! Мой Бог! — со стоном произнесла молодая женщина и заплакала навзрыд; упав на колени, она протянула руки к небу. — Если мы совершаем ошибку, если нам придется ответить за все разбитые сердца!..
Ее слова заглушил вырвавшийся из ее груди жалобный плач.
X
ОБЫСК
Вдруг послышался стук крышки люка, ведущего на чердак.
— Что там у вас происходит? — послышался голос Бонвиля.
Он забеспокоился, когда до него донеслись последние слова вдовы.
— Ничего, ничего, — поспешила ответить молодая крестьянка, с чувством сжимая руку хозяйки, что свидетельствовало о впечатлении, которое произвели на нее слова вдовы.
Затем, поднявшись, чтобы легче было говорить, на первые ступени лестницы, ведущей на чердак, она спросила уже другим тоном:
— А как вы там?..
Крышка люка приподнялась, и в проеме появилось улыбающееся лицо молодого человека.
— Как вы себя чувствуете? — спросила крестьянка.
— Готов служить вам снова, — произнес он.
В знак благодарности крестьянка одарила его улыбкой.
— Но кто же сюда приходил? — спросил Бонвиль.
— Крестьянин по имени Куртен; я полагаю, что он не из числа наших друзей.
— А! Мэр Ла-Ложери?
— Именно он.
— Да, — продолжал Бонвиль, — Мишель о нем говорил, что это опасный человек. Надо было бы за ним проследить.
— Но как? У нас нет никого, кто бы мог это сделать.
— Ну, а если попросить деверя хозяйки?
— А вы видели, с какой неприязнью глядел на него наш храбрый Уллье?
— Однако он белый! — воскликнула вдова. — Он не пошевелил даже пальцем, когда убивали его брата!
Крестьянка и Бонвиль в ужасе отшатнулись.
— Ну, тогда нам не стоит посвящать его в наши планы, — сказал Бонвиль, — он нам только принесет несчастье! Нет ли у вас, сударыня, кого-нибудь на примете, чтобы мы могли послать его дозорным?
— Такие люди есть у Жана Уллье, — ответила вдова, — я же послала племянника в ланды Сен-Пьер, откуда просматривается вся местность вокруг.
— Но он ведь ребенок, — с сомнением в голосе произнесла крестьянка.
— На него можно больше положиться, чем на некоторых мужчин, — ответила вдова.
— Впрочем, — продолжал Бонвиль, — нам осталось недолго ждать: через три часа стемнеет и нам приведут лошадей; через три часа наши друзья будут здесь.
— За три часа, — сказала крестьянка, после слов вдовы пребывавшая в грустных раздумьях, — мой бедный Бонвиль, за три часа может произойти столько всего!
— Кто-то к нам спешит! — воскликнула вдова Пико, устремившись от окна к двери и распахнув ее. — Это ты, малыш?
— Да, тетя, да, — ответил запыхавшийся ребенок.
— Что случилось?
— Тетя! Тетя! — воскликнул ребенок. — Там солдаты! Они идут. Они набросились на человека, переходившего реку вброд, и убили его.
— Солдаты? Солдаты? — переспросил Жозеф Пико, который вошел в дом и услышал на пороге крик сына.
— Что же нам делать? — спросил Бонвиль.
— Будем их ждать, — сказала молодая крестьянка.
— А почему бы не попытаться скрыться?
— Если их послал или предупредил человек, который был только что здесь, они уже успели окружить дом.
— Кто тут говорит о побеге? — спросила вдова Пико. — Разве я вам не сказала, что в моем доме вы в безопасности? Разве я не поклялась, что, пока вы будете под моей крышей, с вами ничего плохого не случится?
Но тут их положение осложнилось с появлением Жозефа Пико.
Подумав, по всей вероятности, что солдаты пришли, чтобы схватить его, он вошел в комнату.
Дом брата, известный в округе как дом синего, показался ему достойным убежищем.
Однако, увидев гостей невестки, он от удивления попятился.