Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Выстрелом с чердака был тяжело ранен один солдат, и тут же десяток ружей выстрелили в Бонвиля прежде, чем хозяйка дома успела прикрыть его своим телом; молодой человек, пораженный семью или восемью пулями, скатился по ступеням к ногам вдовы со словами:
— Да здравствует Генрих Пятый!
На предсмертный крик Бонвиля откликнулся другой возглас, полный отчаяния и скорби.
Из-за гвалта, последовавшего за залпом, солдаты не заметили, что крик донесся со стороны кровати, на которой покоилось тело Паскаля Пико; казалось, что он вырвался из груди усопшего, единственного из всех в комнате, кто хранил торжественное и невозмутимое спокойствие во время этой жуткой сцены.
Солдаты бросились на чердак, чтобы схватить убийцу, еще не зная о том, что он уже успел сбежать через окно.
Лейтенант сквозь пороховой дым увидел вдову: стоя на коленях, она прижимала к груди голову Бонвиля.
— Он мертв? — спросил он.
— Да, — ответила Марианна сдавленным от волнения голосом.
— Но вы тоже ранены!
В самом деле, со лба вдовы Пико текла кровь и крупными каплями падала на грудь Бонвиля.
— Я? — спросила она.
— Да, у вас струится кровь.
— Что значит пролить кровь, — ответила вдова, — когда ни капли ее не осталось в жилах того, за кого я не смогла отдать свою жизнь, как поклялась!
В этот миг в проеме люка показался солдат.
— Лейтенант, — сказал он, — второй выпрыгнул с чердака и сбежал; в него стреляли, но не попали.
— Именно второй нам и нужен! — крикнул лейтенант, посчитав, естественно, что им был Малыш Пьер. — Мы легко его поймаем, если он не найдет другого проводника. Быстрее за ним!
Затем, подумав немного, он произнес:
— А пока, добрая женщина, отойдите в сторону. Вы же обыщите убитого.
Приказ был выполнен, но в карманах Бонвиля ничего не нашли, так как на нем была одежда Паскаля Пико, которую ему дала вдова, пока сохнул его костюм.
— А теперь, — спросила жена Пико, когда приказ лейтенанта был выполнен, — вы оставите его мне?
И она протянула руку в сторону молодого человека…
— Да, делайте с ним что хотите. Однако благодарите Бога за то, что он дал вам возможность оказать нам услугу вчера вечером, ибо в противном случае я бы сопроводил вас в Нант, где бы вы узнали, что делают с теми, кто предоставляет свой кров мятежникам.
С этими словами лейтенант собрал отряд и пошел с ним туда, куда, по словам солдат, устремился беглец.
Как только они удалились, вдова подбежала к кровати и, приподняв матрац, вытащила потерявшую сознание принцессу.
Десять минут спустя тело мертвого Бонвиля лежало рядом с покойным Паскалем Пико, и две женщины, так называемая регентша и простая крестьянка, стояли рядом на коленях в ногах у их ложа и вместе молились за упокой первых жертв восстания 1832 года.
XI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЖАН УЛЛЬЕ ГОВОРИТ, ЧТО ОН ДУМАЕТ О МОЛОДОМ БАРОНЕ МИШЕЛЕ
В то время как в доме, где Жан Уллье оставил несчастного Бонвиля и его спутника, происходили печальные события, о чем только что узнал наш читатель, в замке маркиза де Суде было шумно и весело.
Старый дворянин не мог прийти в себя от радости. Подумать только: он дождался своего часа! Подбирая военную форму для предстоящих сражений, он остановился на наименее ветхом охотничьем костюме из хранившихся в его гардеробе; подпоясавшись белым шарфом командира отряда (шарф заранее вышили его дочери в ожидании такого торжественного случая), с кроваво-красным сердечком на груди, с продернутым в петлицу декоративным шнуром, то есть в парадной одежде, приберегаемой им для больших праздников, он испытывал острие сабли на мебели, находившейся от него на расстоянии протянутой руки.
Кроме того, чтобы выработать у себя командирский голос, он отдал несколько приказов Мишелю и даже нотариусу (во что бы то ни стало маркиз хотел записать его в рекруты, однако тот, как бы ни преувеличивались его легитимистские взгляды, вовсе не считал себя обязанным проявлять их столь незаконным путем).
Следуя примеру отца, Берта примерила костюм, приготовленный для предстоящего похода. Он состоял из короткого зеленого бархатного приталенного сюртука, который был украшен бахромой и брандебурами из черного шелка и в вырезе которого виднелось кружевное жабо ослепительной белизны; костюм дополняли широкие штаны из серого сукна навыпуск и высокие до колен гусарские сапоги.
У девушки не было на поясе шарфа, служившего у вандейцев знаком командирского отличия; однако к левому рукаву она все же прикрепила красный бант.
Костюм подчеркивал гибкость стана девушки, в то время как серая фетровая шляпа с белыми перьями необычайно шла к ее мужественно-дерзкой внешности. Берта была просто очаровательна.
Несмотря на то что ей, отличавшейся с детства мальчишескими повадками, было почти несвойственно женское кокетство, она не могла не заметить в том настроении или скорее состоянии души, в котором пребывала, как выгодно подчеркивал костюм достоинства ее фигуры, а когда ей показалось, что Мишель не остался равнодушным, глядя на нее, она, так же как и маркиз де Суде, не смогла сдержаться, чтобы от удовольствия не улыбнуться.
По правде говоря, Мишель, находившийся в состоянии перевозбуждения, и не собирался скрывать своего восхищения, глядя на величественную осанку и гордый вид Берты в новых одеждах; просто он подумал, как придется к лицу такой костюм его горячо любимой Мари, ибо он и секунды не сомневался в том, что обе сестры будут вместе участвовать в походе и носить одинаковые одежды.
Он с нежностью посмотрел на Мари, словно хотел взглядом спросить, когда она наденет костюм и станет такой же красивой, как сестра; однако Мари с самого утра была с Мишелем сдержанной, холодной и равнодушной; после вчерашней встречи на чердаке она так старательно обходила его стороной, что присущая молодому человеку робость возросла, и самое большее, на что он осмелился, так это на умоляющий взгляд.
И тогда Берта — а не Мишель — попросила сестру последовать ее примеру и надеть костюм для верховой езды. Мари не ответила; на фоне всеобщего веселья обитателей замка было особенно заметно печальное выражение ее лица. Однако она не стала противиться Берте и поднялась в свою комнату.
На спинке стула ее ждала приготовленная заранее одежда; взглянув на нее, Мари грустно улыбнулась, но не протянула руки, чтобы скорее надеть новый наряд: она присела на узкую девичью кровать из клена, и крупные слезы, блеснув жемчужинами на ресницах, скатились по щекам.