Волчий корень
Шрифт:
— Не построит. — Волков тяжело вздохнул. — Выслушай меня, государь, вели слово молвить, потому как я, раб твой, выполнил данный мне приказ, расследовал дело сорокалетней давности и теперь готов доложить без утайки обо всем, что удалось раскрыть.
— Вот как? — В безумных глазах Ивана вспыхнуло удивление, медленно он сел на свое кресло, указав тонкой, унизанной драгоценными перстнями рукой на стоящий в углу стул заморской работы. — Присаживайся и ты, царевич Георгий, или, возможно, венчаться на царствие будешь как Юрий. Царь Юрий I. Ладно. Послушаю, что скажешь. — Он скрестил руки на груди, откинувшись на спинку кресла.
— Заговор был. — Волков сглотнул. — И возглавил его мой крестный… нет, чего уж там, мой родной отец Юрий Васильевич Волков.
От такого признания у государя на лбу проступила испарина, было заметно, что ему вдруг сделалось тяжело дышать.
— Так и было, государь. Соломония Сабурова двадцать лет прожила в браке с государем Василием III и не понесла от него, странно было бы ждать, что она вдруг зачнет после развода. Как известно, Юрий Волков был родственником великой княгини и считался ее доверенным слугой. Соломония была необыкновенно красива, и неудивительно, что Волков любил ее. Возможно, он признался ей в любви и она отвергла его ухаживания. Но, как это бывает, отказала госпожа, но приняла служанка. Девушка с такими же каштановыми волосами, как у великой княгини, может быть, в ее платье и надушенная ее духами, так часто делается. Соломония могла сама послать подарок своему верному другу; собственно, это большее, что она имела право сделать, дабы обуздать его страсть.
— Да, так делают. — Царь кивнул. Это был хороший знак.
— Когда же произошел развод, Соломония отправилась в монастырь в окружении свиты, среди которой была любовница Юрия Васильевича, она-то и родила младенца в Покровском, она и была моей настоящей матерью. — Волков печально вздохнул. Украдкой наблюдая за тем, как слушает его царь.
Отец узнал о том, что я родился, и вскоре забрал меня из монастыря. Не знаю, что в то время сталось с моей матушкой, но скорее всего… — Он печально вздохнул. — В общем, Соломония отлично знала, что младенец от Волкова, и отдала ребенка его настоящему отцу, а что ей было с ним делать в монастыре? Обычно байстрюков отправляют в какую-нибудь деревню, где они воспитываются в приемных семьях, но в моем случае все произошло по-другому. Волков сообразил, что на этом можно сыграть. Он ведь не забыл, что великая княгиня отказала ему. Теперь же у него на руках был младенец, который родился в том самом монастыре, куда незадолго до этого была помещена великая княгиня. И вот тут развернулся самый настоящий заговор: люди Волкова сначала пустили слух, будто бы Соломония разрешилась от бремени. Ребенка в монастыре не утаишь, а чей он, никто толком не знает. Так или иначе, весть добралась до столицы, и государь отправил комиссию, которая должна была расследовать данное дело. Возглавлял ее участвовавший в заговоре боярин Раков, который и передал государю дерзкие слова, якобы произнесенные его бывшей супругой. Далее — вторая комиссия с тем же вельможей во главе, и тогда же от монастыря увозят трех младенцев. Один из них я — настоящий сын Волкова, второй — Кудеяр Марков и третий — Кудеяр Тищенков. Раков позаботился о том, чтобы все видели этих детей и могли подтвердить связанные с этим делом странности и несообразности. Так у семьи Черной волк украл ребенка, и сразу же после этого боярин Волков появился в деревне с младенцем на руках — как такое забудешь?
Царь довольно хмыкнул в бороду, и Волков продолжал:
— Умерла девочка, а воскрес мальчик — тоже сказочка на века. И не захочешь, а невольно наткнешься на эти, более чем странные, события. Неудивительно, что за обоими Кудеярами много лет велась слежка.
А для того, чтобы окончательно всех запутать, Волков лично раз год навещает одного из младенцев и их приемных родителей. Во всяком случае, в Поенари он заезжал раз в три года, привозя деньги. Деньгами это предприятие снабжали двое, то есть я установил двоих — Волкова и Ракова. При этом мне всегда говорили, будто Волков наш родственник, поэтому когда я прибыл в Москву, то первым делом явился к Юрию Васильевичу, и тот крестил меня в православие и сделал своим наследником, несмотря на то, что я всего лишь бастард. Правда, к тому времени умерли все его дети, и я все равно остался последним.
— Для чего же он прятал своего собственного бастарда, да еще и с таким размахом? — недоверчиво сощурился царь.
— Да потому, что хотел отомстить отвергшей его Соломонии, желал бросить на нее такую тень, от которой она потом по гроб жизни не отделается. Я не знаю, что он наплел Ракову, возможно, тот как раз искренне полагал, что я царевич Георгий. Кстати, крестя меня, он неслучайно решил дать мне свое имя, Юрий и Георгий — одно и то же. В общем, вот тебе вся история.
— А как же тогда бумаги Булева (Немчина)? — Иван подозрительно поднял правую бровь.
— Так ошибся он, с кем не бывает. Бесплодной была Соломония, и, кстати, ее племянница ведь тоже из-за бесплодия была отвергнута мужем. Так что это у них… в общем, бывает…
— Складно излагаешь, складно. — Царь задумался.
Волков наконец опустился на предложенный ему стул.
— В общем, не царевич я, но все одно, остаться в Московии более не могу. — Он замялся. — Отпусти меня, государь.
— Куда это я должен отпустить своего лучшего дознавателя?!
— Отпусти в Трансильванское княжество. — Волков постарался сохранить серьезное лицо. — Не царевич я, но род мой берет свое начало от князя Всеслава-оборотня, и ты это знаешь.
Лицо Ивана сделалось белым точно полотно.
— Уходить мне надо, пресветлый царь. Много лет служил я тебе верой и правдой, а ныне вышел мой срок, — он задумался, что бы еще наплести, — шкуру менять. Коли задержишь или не в правильном месте я помру, после меня мор придет и всеобщее опустение настанет. А так как я много лет служил тебе и полюбил тебя, то не хочу приводить беды в царство твое, и потому добром прошу, отпусти ты меня и моих людей на все четыре стороны.
— Стало быть, ты действительно оборотень! Малюта был прав! — кивнул Иван. — Горбатого могила исправит.
— Не в моем случае. — Волков сокрушенно помотал головой. — Такого, как я, даже костер не исправит, государь. Пепел с моего костра разлетится и вызовет эпидемию с язвами и безумием. Глаза будут вылезать из орбит, внутренности вываливаться, язык сделается черным и…
— Хватит! — Царь вскочил на ноги. — Убирайся, чтоб глаза мои тебя больше не видели.
— Волковы в родстве с Сабуровыми, — напомнил Юрий царю.
— Ах, точно. У меня же в опочивальне… ведьма… — Оттолкнув Волкова, Иван бросился к двери и, нетерпеливо постучав, дождался, когда стражник отворит ему.
Волков следовал за царем, молясь только об одном, чтобы тот в последний момент не передумал. Конечно, можно было воспользоваться разрешением и удрать прямо после пожелания больше не увидеться, но он не знал, успели ли ребята выбраться из подземелья.
— Девка в покоях? — прокричал царь, подбегая к стражникам.
— В покоях, куда ей деться, — вытянулся рыжий парень с конопушками на курносом носу.
Иван первым влетел в опочивальню, и замешкавшийся на пороге Волков услышал его крик. Вместо девочки на полу лежала кукла.
— В монастыре ты тоже нашел куклу?! — Иван схватился за сердце, и Волков был вынужден его поддержать.
— Точно, но та кукла была мальчиком, а эта девочкой, — подыграл ему дознаватель. — Думаешь, это как-то связано?
— А то? Сам не видишь? Когда тебя забрали из монастыря, там появилась кукла, изображающая тебя, а когда пропала дочка Замятии — кукла в ее образе.
— Здесь была дочка Замятии? — Волков мастерски сыграл удивление. — Сабуровы…
— Знаю, в родстве с Волковыми, а Волковы — оборотни. Стало быть, и Сабуровы чертово семя. Всех на костер.