Волчий корень
Шрифт:
— Тайная комната. У меня под носом! Зачем ты мне это в Москве не сказал? Я бы давно уже ее отпер, я бы уже знал. А теперь придется ждать, когда обратно поедем. Вот вы какие — верные слуги. Напрасно я вам доверился, иродам. Знаете же, какой я любознательный, теперь точно не усну! Решено: до Москвы путь неблизкий, так что лучше я поеду в Покровский монастырь. С тобой, Волков, и поеду и с десятком твоим. А этих с собой не возьмем. Пусть потом локти кусают, что все самое интересное пропустили.
— Келья, в которой, возможно, сохранились вещи великой княгини… — Волков размышлял. Судьба была к нему более чем благосклонна. Если келья осталась как в тот день, когда строптивая Соломония отказала посланникам царя и те вышвырнули ее вон, есть шанс, что опальная великая княгиня не успела вытащить оттуда какие-нибудь
— Сегодня хочу, сейчас хочу. — топнул ногой Иван. — Сколько нужно времени снять это самое проклятие? Может, и нет никакого проклятия. Почему все, к чему я только не попытаюсь приблизиться, либо проклято, либо отравлено?
— Сначала нужно поглядеть, — сделал суровое лицо Волков.
Глава 3
ВОЛКОВСКИЙ ДЕСЯТОК
Несмотря на требования государя немедленно отправиться в Покровский монастырь и вскрыть запертую келью, Волков предпочитал работать по собственным правилам и, прежде чем куда-то ехать, прочитать подготовленные для него бумаги и составить план действий. Сон, в котором присутствовали Немчин и Максим Грек, да невнятный рассказ Замятии — вот и все чем он, по сути, располагал. Негусто. Если уж ехать с обыском и допросами, хорошо бы для начала собрать в кучу факты. Нет, не в кучу, а как раз наоборот: разложить их по полочкам, каждый факт на полагающееся ему место, каждая мало-мальски существенная улика там, где до нее проще добраться.
Келья не отпиралась более сорока лет, еще один день постоит, не рухнет. Ничего с ней не случится. А вот если он — царев дознаватель — явится на место, толком не поняв, что ищет, чего доброго, дров наломает с самого начала, по глупости запоров себе все следствие и, не дай бог, нажив очередных влиятельных врагов там, где самое время обресть душевных собеседников.
Поэтому он отправился в светелку, специально приготовленную для работы с документами и общения с десятком подручных, приученных за годы работы не хуже охотничьих псов вынюхивать следы воров да разбойников. Зная привычки главного в государстве дознавателя, где бы он ни был, ему везде была приготовлена горница с длинным удобным столом, снабженным письменными принадлежностями, а также все, что могло потребоваться для постоя одиннадцати человек. Так было и на этот раз. Расторопный мальчишка, должно быть, из новеньких, во всяком случае, Волков его прежде не видел, постоянно кланяясь и заглядывая в глаза, провел Юрия Сигизмундовича в приготовленную для него светлицу и поспешил оставить грозного дознавателя на пороге, поклонившись ему чуть ли не до земли. Судя по царившей в этой части здания тишине, в светелке никого не было. То ли ребята еще не подъехали, то ли царь желал, чтобы Кудесник разбирался с оставленными ему документами в одиночестве. Он кивнул стоящему у входа часовому и вошел в просторную горницу с двумя окнами. Как обычно, на столе его уже дожидался ларчик с бумагами.
Возвращаться к дверям и выяснять, послали или не послали за ребятами, Волков не стал. Да и вряд ли простой стражник мог быть посвящен в тайны следствия. Коли послали, стало быть, те скоро явятся, не удавятся. Если же бумаги тайные, его с ними все равно дальше порога не пустят, к нему же будут приходить лишь те, кому это позволено. Поэтому, перекрестив лоб на красный угол, он спокойно проследовал до самого удобного места — застланного шкурой медведя широкого кресла во главе длинного, забранного белой скатертью стола. Стол был установлен таким образом, что Волков мог расположиться аккурат напротив входной двери. Как раз так Юрий Сигизмундович и привык работать. На столе перед ним возвышался темный ларчик, перевязанный простой бечевкой с красной сургучной печатью на конце.
— Итак, что мы имеем? — Волков подвинул к себе ларчик и, сломив
Кстати, Замятня говорил, что в их роду вообще все красивые и его дочка со временем сделается красавицей, не хуже двоюродной бабушки. А может, и правда, черт с ней, с разницей в возрасте, другие берут за себя девчонок, и ничего. А Сабуровы — фамилия знатная, породниться с ними никому не зазорно, ничего страшного, что теперь в опале. Нет, сие блажь и туман. Не о том нужно думать.
Ладно, дальше. Обвенчались. Жили-поживали, да вот только детей у них не было. А если у великого князя не подрастает наследник, стало быть, подрастает смута. А кто ее хочет, смуту-то? Я не хочу, и царь не хочет, и тогда никто не хотел, ну ее, мирно жить для живота полезнее. — Волков откинулся на спинку стула, заложив руки за голову.
— Что делают супруги, у которых нет детей? Молятся о чадородии. Стало быть, Василий с Соломонией ездили по разным красивым монастырям к святым людям, просили о молитвах, плакали. А потом гуляли рука об руку, птиц слушали, он ей стихи читал, может быть даже Соломонову песню. Конечно, Соломонову, она же Соломония. Я бы тоже читал. Значит, двадцать лет супружеской жизни в спальне их не скучно было. Если бы великий князь не любил жену, если бы жил с другими женщинами, то и требовать от нее дитя не мог. Кто же ждет урожай там, где не сеет? А он ой как ждал. В том то и дело, что сеял, и делал сие исправно.
Получается, жили дружно. Двадцать лет в любви и согласии, и что же приключилось?
У великого князя Василия III было четыре брата, и каждый из них мог претендовать на престол, не окажись у самодержца собственного наследника. При этом, к гадалке не ходи, такие орлы не стали бы мирно тянуть жребий, кому опосля Василия царствовать. После, если по старшинству смотреть, шел Юрий Иванович24 — князь дмитровский, потом Дмитрий Жилка25 — князь углицкий, следом Симеон26 Калужский и наконец Андрей27 Старицкий. Дмитрия с Симеоном, правда, к двадцать пятому году уже на свете не было, а вот Юрий и особенно Андрей могли крови попортить. Определенно, эти господа не стали бы скромно стоять в очереди на царство, а скорее всего, бросились бы на него, как голодные псы на раненого оленя. Посему Василии Иванович был обязан обезопасить свое правление и не допустить смуты. Как он это мог сделать? Как-как? Обзавестись наследником. Мог бы, полагаясь на волю Господа, назначить своей волей приемника, но предпочел избавиться от неплодной жены и взять за себя девицу помоложе. На момент развенчания и пострижения сколько было Соломонии? Тридцать пять.
— А это что это у нас? — Волков вынул из ларчика свернутый в трубочку лист. Ага, рукой писца помечено: «Свидетельство немецкого дипломата барона Сигизмунда Герберштейна28, побывавшего в Москве в 1526 г. от Рождества Христова», это на следующий год после пострижения Соломонии в монахини. Очень кстати. «Записки о московитских делах», замечательно. Герберштейн, насколько помнится, по-русски не писал. Стало быть, это перевод, а для верности картины неплохо было бы позже оригинал проглядеть. И еще о самом авторе малехо информации не помешает: что за человек, какого роду-племени? Имел ли какие-либо сношения с Сабуровыми или Глинскими? Последнее особенно важно.