Волчий след
Шрифт:
– Хочешь, выпей и ты, - милостиво разрешает Макс, высасывая лимон.
Адель с благодарностью смотрит на него, наливает себе.
Они выходят на улицу. На гранитной арке ворот лагеря высечено:
«Arbeit macht Frei!» (Работа дает свободу).
Над лагерной площадью переливается мелодия штраусовского вальса.
– Не сошел ли этот болван с ума?
– говорит Макс.
– Целый час пилит одно и то же!.. Сейчас я на него взгляну…
Адель смеется:
– Может быть, этот идиот наказан. Их блокфюрер любит такие шутки: пять часов подряд играть что-нибудь…
По площади маршируют заключенные. Они в коротких полосатых пиджачках и брюках, в деревянных колодках на босу ногу, в мятых чепцах.
«Хлык, хлык, хлык!..» - глухо стучат колодки.
– Линке, цвай, драй, фир… Линке унд линкс!.. Равнение, равнение!
– командует идущий сбоку строя заключенный. У него сытый вид, на рукаве черная повязка с белой готическим шрифтом надписью «Блокэльтестер» (блоковый старшина).
Завидев Макса, блокэльтестер зычно командует:
– Линкс, цвай, драй, фир!.. Линкс унд линкс!..
«Хлык, хлык, хлык!» - стучат колодки.
Макс с Аделью направляются к каменному сараю. Над ним - высоченная мачта. На флагштоке, как флюгер, черный жестяной эсэсовский флаг.
Если смотреть с высоты этого жестяного флага, залитая асфальтом площадь лагеря напоминает квадрат с рядами бараков. Перед бараками - газоны и бледно-серые вазы с цветами. За бараками - густая сеть колючей проволоки и сторожевые вышки. С круглых вышек на лагерь направлены дула пулеметов. Неподалеку от каменного сарая мастерской бытового обслуживания - виселица. Легкий весенний ветер лениво покачивает петлю.
В прозрачной синеве неба беспечно, радостно смеется солнце. Грустно поет скрипка. Скрипач стоит у открытого окна. По изможденному лицу его катятся капли пота. Резко обозначены скулы и челюсти. Глаза беспокойно косятся на каменный сарай. Заметив на площади безрукого адъютанта, Адам резко обрывает игру… Он с минуту наблюдает за Максом, затем поднимает скрипку и, взмахнув смычком, начинает играть «любимую солдатскую песню».
Макс усмехается:
– Заметь, Адель. Этот польский пес не дурак. Увидел нас, сразу переменил пластинку!
В каменном сарае тоже замечают смену «пластинки». Взглянув в окно, Лемке отскакивает как ужаленный.
– Безрукий идет! К нам…
В руках Новодарова замирает лопата. Он стоит в яме, вырытой посреди мастерской, и не может оторвать взгляда от листа фанеры, из-под которого торчат ноги эсэсовца Мусса.
– К нам идут! К нам, - заплетающимся языком повторяет старик.
Лицо Новодарова становится белым. Он достает из кармана парабеллум, ставит ударник на предохранитель.
– Линке, цвай, драй, фир!.. Линке унд линкс!..
– доносятся слова команды.
Страшно звучит «любимая солдатская песня». Скрипач играет как невменяемый, то и дело сбивается с такта.
– Понимаем тебя, Адам… Понимаем, - бормочет Новодаров, сжимая рукоятку пистолета.
Макс и его «руки» в черной юбке приближаются к мастерской. Мимо проходит строй заключенных. Блок-эльтестер, размахивая резиновой дубинкой, протяжно командует:
– Заключенные, шапки долой!
Прижав к бедрам чепчики, повернув простриженные головы, в сторону безрукого, мы все громыхаем колодками.
– Куда идете?
– спрашивает Макс.
– В баню, герр оберштурмфюрер!-докладывает на ходу блоковый старшина.
– Сигарету!
– приказывает Макс.
Адель ловко прикуривает и вставляет в рот Максу дымящуюся сигарету.
Они сворачивают к низкому продолговатому зданию бани…
Скрипач выбегает из барака и торопливо идет за ними.
Концлагерная баня мало чем отличается от обычной. Но здесь иной порядок… Юркий арестант в комбинезоне с черной повязкой на рукаве и надписью: «Дезинфектор», завидев входящего безрукого и эсэсовку, ошалело подает команду: «Ахтунг!» и четко докладывает.
Макс разрешает мыться. У всех на шее висят на шнурочках железные номерки.
Из леек брызжет теплый дождь.
– Эй, Адам, музыку!..
В душевой появляется Адам в длинной до колен рубахе и без кальсон. В руках у него скрипка с голубым бантам на грифе. Видно, он не успел снять рубашку. Обычно его заставляют играть раздетым.
– Играй нашу любимую!
Жилистые пальцы Адама касаются струн. Дезинфектор, как дирижер, взмахивает руками, а обтянутые кожей скелеты дружно восклицают:
– Лили Мадлен!
Член подпольного комитета заключенных, Сергей Кленов, говорит своему соседу:
– Лучше петь, чем получать оплеухи или принимать холодный душ…
Стонет скрипка^ поют заключенные. Макс смотрит на Адель, улыбается.
– Сегодня, наконец, мы получим новости… Уже тридцатое апреля. Может, наши уже в Берлине?..
– шепчет Кленов.
– Кто такое, мытье придумал?
– смеется Адель.
– Он, - кивает Макс на дезинфектора.
– Забавно придумал, - замечает Адель.
– Я, пожалуй, дам ему сигарету…
В баню входит коротконогий, толстый эсэсовец с добродушной, словно застывшей, улыбкой. Это военврач. Он приказывает принести «инструмент». Дезинфектор стремглав кидается в боковую комнатку, приносит тетрадь, банку и кисточку.
Заключенные выстраиваются в очередь. Врач берет кисточку. Мельком взглянув на «пациента», он обмакивает кисточку в банку с красными чернилами и небрежно рисует на лбу цифру. Дезинфектор делает пометку в тетради. Самые истощенные получают единицу. Люди средней упитанности - двойку. Свежие - тройку. Кое-кому врач ставит дробь: один на два, два на три.