Волчий след
Шрифт:
– Пойдем на «проспект», - смеется Новодаров.- Там все-таки меньше подозрений… Удивляешься, откуда эта штука? Н-да… Здесь ее достать можно лишь… - Он медлит, потом спрашивает с усмешкой: - Не понимаешь, в каком случае?
Кленов с недоумением смотрит на Новодарова. Лицо майора становится суровым.
– Я говорю, надо отнять у того, кто имеет!
– А-а!
– вскрикивает ошеломленный Кленов.
– Тихо!
– Новодаров прикладывает к его губам пальцы.
– В двух словах скажу, как было.
Уже совсем стемнело. Над лагерем маячат черные трубы крематория. Они выбрасывают багровые языки огня.
«Проспект» ярко освещен. На сто метров в длину тянется густая проволочная сеть. На проволоке цепочка красных вперемежку с белыми электрических лампочек. Свет от них падает на асфальтированную панель, по которой ходят заключенные. В гладком влажном асфальте шеренга ламп отражается, как в зеркале.
По «проспекту» разгуливают преимущественно аристократы лагеря: капо, блоковые старосты, кухонные работники. У них свои дела: разработка комбинаций по добыванию продуктов и табака. Здесь они мало обращают внимания на рядовых каторжан, редко придираются к ним.
Глядя на мокрый асфальт, Кленов вздыхает:
– Зажмурить бы глаза и вдруг оказаться на Невском… Что можно за это отдать? Все! Кроме жизни… А как хочется жить.
– В моей части служил один ленинградец, твой земляк. Кажется, жил он на бульваре… Профсоюзов.
– Профсоюзов?!
– восклицает Кленов и взволнованно продолжает: - Тихий, зеленый бульвар. Там мой дом.
– Он останавливается и, закрыв рукой глаза, старается представить себе бульвар, дом, жену и маленькую дочку.,. Вот они идут по бульвару… Июль. Ветерок колышет над головой зеленую листву. «Пап, а ты надолго уезжаешь?» - «Глупышка, наш папа уходит на войну».
– «На войну? А это интересно? Как в кино?»
– Иди к Генриху. Надо ночью собраться, - говорит Новодаров.
– Хорошо.
Новодаров смотрит на взволнованного, растерянного товарища, вздохнув, предлагает:
– Может, выпьем по кружечке пивка?
Кленов радостно кивает:
– Я как раз об этом подумал!
Они подходят к углу синего барака. Один прислоняется плечом к одной стене, другой - к другой стене. Их разделяет угол. Кленов щелкает пальцем по стенке барака…
– Хозяйка! Две кружки пива, пожалуйста.
Новодаров, зажмурясь, добавляет:
– По нашей традиции - ему большую, мне маленькую…- Помедлив, машет рукой.
– А, впрочем, налейте мне большую. Сегодня был тяжелый день!
Кленов с застывшей улыбкой смотрит в сумерки, вздыхает.
– Н-да… Очень трудный день был у тебя, товарищ майор… А жить очень хочется!
Так они долго стоят, грустно улыбаются, каждый думает о своем.
В это время на «проспекте» назревает драка.
Два капо спорят, зло наступая друг на друга. У одного крючковатый нос и толстые губы. У другого сильно выпячена нижняя челюсть.
– Украл, не я. Хельмут украл.
– Врешь, сука!
– Клянусь пуговицей моего деда! Но, если бы украл я, - это все равно, что Хельмут. Ты же знаешь, Орлан, что Хельмут и я - одно целое. Живем-то на пару!
Грубый смех прерывает глухой удар в подбородок. Мелькает блеск стали. Тишину «проспекта» разрывает протяжный стон упавшего капо. Со звоном падает на асфальт нож. Один из дравшихся бросается в темный переулок между бараков.
Новодаров и Кленов с минуту растерянно смотрят друг на друга, затем торопливо уходят от «пивного ларька» к своим баракам.
В переулке они расстаются.
– Вот их удел!:. Можно подумать, что вся Германия из таких и из эсэсовцев!
– говорит Кленов.
– А Генрих?
– Да, конечно, Генрих - это другая Германия,- признается Кленов.
– Итак, жду!
– уходя, бросает Новодаров.
– Есть!
– по-военному, но тихо отвечает Кленов.
В кабинете Штофхена Макс и один из главных сатрапов коменданта - тучный Штрайтвизер. Адель осталась за дверьми. Ей не все дозволено знать. Она ведь только «руки» адъютанта.
Включив радиоприемник, комендант кивает Максу:
– Докладывайте.
Вытянувшись и выпятив грудь с орденами, безрукий рапортует:
– Штурмбанфюрер! Исчезновение коммандофюрера Мусса остается, к сожалению, тайной!
– О аб меньш!
– презрительно цедит сквозь зубы Штофхен и переводит взгляд на Штрайтвизера: - Ваш доклад!
– Я проверил все личные вещи и документы пропавшего Мусса. Все на месте. Никаких следов дезертирства… Я знаком с Эрихом Муссом очень хорошо.
Штофхен мрачно поворачивает голову к Максу:
– Что вы еще имеете?
– Все ваши распоряжения, герр штурмбанфюрер, выполнены.
– Чепуха!
– гневно восклицает комендант.
– Вы принесли приемник, я включил и… что вы думаете?..
Макс испуганно замер.
– Я услышал голос Москвы, - усмехается Штофхен.
– Понимаете теперь? А вы говорите, все распоряжения выполнены.
Комендант делает знак, чтобы Макс и Штрайтвизер вышли. Оставшись один, снимает трубку черного телефона.
– Шульц!.. Меченых номерами «три» приготовить к отправке под «теплый дождь». Сведения послать в блоки в полночь. Радиотехника Лемке допросить и присоединить к меченым номерами «три». Заложника майора Новодарова и трех англичан перевели?.. Приготовьте их к «особой» эвакуации.
Отдав распоряжения, Штофхен включает приемник. Потом нажимает кнопку - черный ковер на стене сдвигается в сторону. Под ним - географическая карта. Крупным планом обозначен концлагерь. С востока и с запада к лагерю направлены красные стрелы. Штофхен угрюмо смотрит на карту, затем нажимает кнопку, бархатный ковер с вышитым на нем черепом и буквами СС встает на свое место. Штофхен еще несколько минут слушает радиопередачу, потом резко выключает приемник и снимает трубку с белого аппарата:
– Макс!.. Напомните всем: через пятнадцать минут совещание. Без опозданий!