Волчий след
Шрифт:
Играет джаз.
Извилистое шоссе поднимается в гору. По шоссе бешено мчится мотоциклист. Останавливается он возле комендантского коттеджа. Запыленный, усталый, небритый, входит мотоциклист без всякого разрешения прямо в кабинет Штофхена. Вяло выбрасывает руку вперед, бормочет «Хайль» и, не ожидая ответного приветствия, сообщает:
– Герр Штурмбанфюрер! Генерал просил передать вам, что не позднее завтрашнего утра русские будут здесь. Наша артдивизия меняет направление отхода. Лагерь остается далеко в стороне.
– А приказ Гиммлера?
Связной пристально смотрит на коменданта красными, воспаленными от бессонницы и дорожной пыли глазами. Потом, медленно выговаривая каждое слово, резко бросает:
– Гиммлера уже нет! Он скрылся!
– Помедлив, сухо и устало добавляет: - Помните, русские ждать не будут. Их уже ничто не остановит.
С этими словами, вяло буркнув «Хайль», он выходит, садится на мотоцикл и уезжает.
Штофхен долго стоит в оцепенении. Затем вынимает из шкафа обитый кожей чемодан, берет плащ.
Через несколько минут по той же дороге, по которой умчался мотоциклист, едет уже Штофхен. Он сидит в коляске, держит на коленях чемодан. Перед развилкой дорог дает знак водителю свернуть в сторону.
Комендант бежал.
В лагере оркестр все еще играет марш германской армии.
Неподалеку от комендантского коттеджа, в небольшом домике с надписью «Политишеабтайлюнг» два человека- начальник отдела Шульц и его помощник, долговязый штурмфюрер, жгут документы.
Шульц поторапливает:
– Шевелись, шевелись.
Пока штурмфюрер роется в шкафу, Шульц снимает френч, надевает штатский костюм, потом шляпу и светлый плащ, внимательно смотрится в зеркало.
Неподалеку, в эсэсовском гараже суетятся офицеры, толпятся около мощного грузовика. Кузов быстро наполняется чемоданами, рюкзаками…
Коротконогий толстый медик пытается втащить в кузов большой, как сундук, желтый чемодан. Ему это никак не удается. Он просит помощи. Но никто на него не обращает внимания.
К комендантскому коттеджу бегут Макс и Адель, следом за ними эсэсовец, дежуривший у буфа. Позади еще несколько солдат.
Остановясь перед дверью коменданта, Макс кивает Адели.
Адель осторожно стучится. Из кабинета раздается протяжное кошачье:
– Мя-а-у-у…
Адель нерешительно открывает дверь. Под ноги юркнул ангорский кот»
Макс кидается к столу. На столе записка:
«Я вызван на фронт. Эвакуируйтесь, сегодня. Лучшее место - туннель в районе Каменной Головы».
Макс смотрит на Адель. Она отводит глаза.
– На фронт!
– истерично кричит Макс, топая ногами.- На фронт! Я знаю, какой это «фронт»! Подлец!
Адель стоит потупясь.
– Звони скорее Шульцу, - приказывает ей Макс.
– Пусть примет командование! Дезертира надо поймать, чего бы это ни стоило!
Адель набирает номер. Но никто не подходит к телефону.
– Беги сейчас же к Штрайтвизеру!
– орет в ярости Макс.
– Куда они все, сволочи, подевались?
Адель выбегает. Навстречу ей катит грузовик, наполненный до отказа эсэсовцами.
– Стойте, стойте!
– кричит она, подняв руки и загораживая дорогу.
– Прочь! Прочь! О, аб! Доннер веттер!- горланят из кузова машины. Однако шофер с офицерскими погонами тормозит и, высунувшись из кабины, зло бросает:
– Скорей садись!
– Скорей же, сука!..
– кричат на замешкавшуюся Адель.
Испуганно оглядываясь на комендантский коттедж, Адель влезает в кузов автомобиля…
Оставшись один, Макс нервно ходит по кабинету коменданта. Услышав шум мотора, подскакивает к окну. Мимо проносится грузовик, переполненный офицерами.
– Свиньи, свиньи!
– исступленно кричит Макс.
Ему никак не удается открыть дверь: французский замок защелкнулся. Макс в ярости бьет в дверь ногами. Зубами крепко сжав головку замка, он открывает ее.
Как рушится весной лед, так рушилась и гитлеровская военная машина. Однако обезумевшие сатрапы фашистского строя, надеясь на чудо, продолжали цепляться за жизнь и держать народ под дулом пистолетов, под страхом смерти. Правда, их было уже немного. Единицы. И такой единицей явился безрукий. Ему удалось, хотя и ненадолго, удержать в подчинении сильно поредевший эсэсовский гарнизон концлагеря.
…Вечереет. Притихли на старой березе грачи. Синие волны реки с наступлением сумерек становятся седыми. Возле лагерных ворот, под. гранитной аркой с надписью «Арбайт махт фрей!» ходит перед строем вооруженных эсэсовцев адъютант сбежавшего коменданта оберштурмфюрер Макс. Лицо его совсем посерело и осунулось. Он резко выбрасывает слова, охрипшим голосом отдавая распоряжения о ночном марше в район Каменной Головы, в тридцатиметровый туннель.
– Там мы и кончим этот наш последний поход! Там выполним до конца свой долг перед отечеством, расой и фюрером!
Звучит сигнал. Ворота лагеря открываются. Выбежав вперед, Макс истошно подает команду:
– Хе-эфтлинге-эн, ма-арш!
Шеренги узников качнулись и медленно поплыли.
«Хлык, хлык, хлык!..» - стучат деревянные колодки.
– Линкс, цвай, драй, фир!.. Линкс унд линкс!
– рявкает Макс, притопывая ногой.
Все громче и громче ритмичный стук колодок.
Макс взбегает на помост:
– Кто нарушит порядок - будет расстрелян на месте! Линкс, цвай, драй, фир…
Строй заключенных замкнут дулами автоматов. Я помню. Я был среди них… Эсэсовцы шли в голове колонны, на флангах и в хвосте, держа оружие наготове. В конце колонны оркестр.
В такт стучащим о камни колодкам гремит музыка.
Лагерь, над которым на флагштоке чернеет жестяной эсэсовский флаг, остается позади.
В распахнутые ворота видно, как несколько солдат бегают от барака к бараку с зажженными факелами. Смотря на колонну заключенных, обтянутую жидкой цепочкой солдат в тускло-зеленой униформе, Макс, гордо вскинув голову, произносит: