Вольер (сборник)

Дымовская Алла

Это он соображал лихорадочно, на ходу. Его ждали в мастерской «Анакреонт», ждали непременно, Сомов взял с него слово, что придет на открытие макета. То бишь на показ «чернового наброска» подвижного изображения на‑вроде носорога. Называется «Разорванная смерть». Ивар Легардович сказал – без Тима не обошлось, точнее, без его заполошного спасения из Коридора, вроде как сообщил мастеру очередной художественный образ. Поэтому Тим вышел из библиотеки заранее, не хотелось обижать, да и самому интересно было. Он как раз проходил мимо Ливонской панорамы…

Его сначала кольнуло у виска, и он обернулся рывком. Ничего еще не произошло, он подумал – как же устал всякое мгновение ждать беды, страшиться солнечного лучика, ненароком скользнувшего под взмах ресниц, – так и разум утратить недолго. Но все равно оглянулся.

Резко и слишком внезапно, человек тот не упредил отвернуться, и они словно встретились, но как‑то неодинаково. Тим видел его впервые: довольно высокий и вытянутый несоразмерно: не только угловатое тело, но и смуглое лицо, именно смуглое, не загорелое, как у Лютновского, и длинные волосы, собранные на макушке в хвост, и клинообразный нос с приметной горбинкой, и цепкий, долгий взгляд. Но человек, кажется, узнал его. Тим успел сказать себе: наверное, в «Оксюмороне», только это и успел. Потому что все дальнейшее происходило будто бы в отсутствие сознательного его участия.

– Постойте, погодите! – человек крикнул ему в спину, а Тим уже прибавил шагу, сильно прибавил, однако длинный поспешил за ним следом.

Некогда мне, некогда! Тим повторял дробной скороговоркой в мятущемся уме и в то же время шел все быстрее и быстрее вперед.

– Послушайте, вам не нужно меня бояться! Главное, спокойствие, и все будет хорошо!

Да кто ты такой? Вот привязался! Преследовавший его человек обращался к Тиму будто к ребенку или к существу, стоящему гораздо ниже по уровню, и это не понравилось решительно.

– Вам что надо? – довольно далеким от любезного участия тоном спросил Тим, скорее даже бросил через плечо, и еще прибавил ходу.

– Я, знаете ли, имею к вам дело. Вы ведь Тим? Ведь правда? Только ответьте, и уверяю вас, что ничего плохого не…

Тим так и не узнал о судьбе этого самого «ничего плохого», вернее, некоторая его, главенствующая часть не пожелала узнавать. Вовсе то было не заветное тайное чувство, оно и не пробилось еще на выручку к своему хозяину, но первобытный неуправляемый инстинкт среагировал мгновенно. Тим, какой он Тим! Для здешних не может он быть никаким Тимом, а только для… Естественный защитный занавес будто бы отделил его рассуждающее «Я», отключил его от права повелевать членами собственного тела, отстранил самого Тима как лишний предмет. Он побежал – со всех ног, во всю прыть, не чуя под собой земли, не различая, где право, где лево, как угодно, – это был безумный побег. По кустам, наперерез недоуменно уставившимся на него радетелям, кого‑то толкнул, кого‑то едва не сшиб с пути. А за ним все раздавался приближающийся глуховатый голос:

– Постойте, я не хочу ничего плохого… Простите, извините… С вашего позволения… Да постойте же! Я знаю, кто вы!

Знает он! Но я‑то тебя знать не хочу! Ой, что же делать?! Радетели‑то, они быстрее! А ты сам? К нему вернулась отчасти возможность соображать. Вдох, выдох, сосредоточение – легочная система, упор на мышцы ног, и дальше по схеме. Психокинетические навыки, еще незрелые, но достаточные вполне, сработали за него. Куда бежать? К Сомову? К Веронике? Прямо к Лютновскому? Забудь. И про всех прочих забудь. Теперь они никто тебе, как и ты – им. Они люди, а ты – вольерное отродье. Опять остался в одиночестве. Но ничего, не привыкать. Вдох‑вдох, выдох. Все равно, приближается, длинный черт!

В жизни своей ему никогда не приходилось удирать от погони, Тим и понятия не имел, как это делается, все происходящее сложилось для него в единственное мысленное слово «конец». То, чего он так страшился многие последние дни, бесповоротно случилось. Как ни готовился он заранее, как ни предупреждал себя, но был пойман врасплох. Ничего умнее не придумал, лишь мчаться наобум – трусливым зайцем по равнине, далеко ли убежишь? Рассчитывать наперед было некогда, однако смекнул. В садах затеряться нельзя и мечтать, там жуткая пропасть народу – ну как ловец окажется не один? Он только представил себе, как гонится за ним по пятам огромная туча людей, и не спрятаться, не увернуться – тут же едва не грохнулся оземь от сердечного перепуга. Никакая туча за ним не гналась и не собиралась вовсе, в мире радетелей подобная травля человека была невероятна и невообразима, но Тим представил так. Едва силы нашлись совладать с собой,

заставить отступить надуманный кошмар, держись, держись! Вдох‑вдох, выдох. Мимо домов, за ближайший угол, затем за другой. Как в детстве, когда играли в догонялки он, Сим и Аника, – кто хитрее, тот и съел. Нырком под густые заросли боярышника, споткнулся и покатился кувырком, ничего, ничего! В открытые двери незнакомой пустой студии – напролом, через разбросанные тут и там острые куски «плекса» – остатки неудавшихся творений, на голову ему чуть не сверзился здоровенный подвесной «кринолин» – устройство для пространственной светописи. Влетел с размаху в водяную баню, изумленные взгляды растерянной парочки ваятелей провожали его бег, опять наружу, петляя из стороны в сторону, в новую дверь. Ах, черт! Развернутый пороговый блок пребольно ушиб ему грудь и живот, хорошо хоть не врезался лбом. Отстал или не отстал? Куда там. Едва не по пятам, выкрикивает свои ненужные слова, коли правда, разве стал бы гнать его, будто зверя? А может, и не гонит его никто? Но проверять, так ли это, и надеяться на чужака и его обещания Тим вовсе не собирался. Спасаться, спасаться, любым способом, только для этого теперь время.

А‑а‑а, была не была! Правила, конечно, но не до правил ему сейчас. Он нащупал на груди черную пластину «квантокомба», сжал ее края, чтобы не болталась туда‑сюда, уже привычным движением развернул над своей головой капюшон. Зачем он таскал на себе эту громоздкую штуку? По мнению Нинель – заигрался, ну и еще «непритязательное пижонство». Для прочих – своеобразный стиль. Нет уж, не для того. А вот для чего!

Стремительно взмывая под облака «свечкой», Тим с торжеством отметил удивленный и отчаянный взгляд своего преследователя. Взялся ловить, так не зевай! Как сказал однажды при нем черный человек Лизеру: все мое ношу с собой. У Тима был с собой «квантокомб», а вот у незадачливого его преследователя ничего такого при себе не оказалось.

Ему почудилось – он улетел с Земли. Бежать в звездные дали в «квантокомбе», конечно же, было невозможно, но ему казалось, что именно это с ним и произошло. Легкие перья редких облаков остались далеко внизу, город давно превратился в плохо различимую кляксу, несытый холодный ветер порывом смел его и отбросил крутящимся волчком беспомощного прочь, и только тогда Тим осознал – надо срочно снижаться. Но куда? Добраться до первого попавшегося Коридора и переместиться, полагаясь на судьбу и везение? Не выпадет ему везения. Если он открыт, то все равно найдут его среди радетелей. Объявят по полосе, а в иных местах он будет что колокольня посреди голого поля, ведь ни по‑каковски он не говорит из чужих языков. Значит, к радетелям ему нельзя. Зато в Вольер можно. Словно осенило его.

Не станут там искать, а ежели и станут, то обыщутся. Сами радетели просто так за квазилазерную границу не полезут, пока каждый поселок обсмотрят, сколько дней минет? Успеет он затаиться, и обдумать, что делать дальше, тоже успеет. Можно вообще кочевать из селения в селение и таково жить сколько угодно. Об устройстве Вольера он знал уже довольно, чтобы хорошо представлять себе, как именно осуществить свой план.

Солнце клонилось к закату. Час‑другой и опустится светлая, летняя ночь. Но всякая ночь без условий лучше, чем предательски ясный день. Он летел в противоположном направлении от «Яблочного чижа», чай, не дурак, – понятное дело, прежде всего за ним сунутся туда. Но и далече уклоняться не стоит. Он догадался, что выгодней для него быть под носом у загонщиков и в то же время в укромном уголке. Тогда сможет упредить и угадать, когда нападут на его след.

По дороге попалась ему веселая тройка радетелей и еще несколько, поодиночке. От греха он нарочно сделал лишний круг, потом сменил северный вектор на западный, внимательно приглядываясь к проплывавшей под ним зеленой, бескрайней глади. Это хорошо, что сплошные заросли, значит, крупных городов нет поблизости. А вот поселок очень может быть. Надо только как следует поискать. И уже в самых последних, рассеянных лучах увидал. Багровеющие тонкие стрелы вольерной ограды. Довольно просторный, размером пошире, чем «Яблочный чиж», будто бы в обнимку вокруг зеркального, уютного озерца. Его‑то родное селение включало в себя речной отрезок и крохотный пруд, а чтобы целое озеро – это он видел впервые.