Волк в овечьей шкуре
Шрифт:
– Майкл… - спустя несколько минут прошептала я, не зная как объяснить. – Я застала Майкла с другой женщиной. – Выпалила я, пытаясь быстрее избавиться от этого.
Я почувствовала, как дрогнули руки Питера, и он часто задышал.
– Вот дьявол! – Выругался он.
Я отступила на шаг и посмотрела в его лицо. Его темные влажные глаза были полны ненависти.
– Питер… - Прошептала я, но он прервал меня и притянул к себе.
Его объятия были мягкими и внимательными, и я поняла, что при нем могу себе позволить то, что всегда было для меня запретной темой. Я снова заплакала, забывая свои
Еще с полчаса я не могла выговорить и слова. Только начиная, я тут же заикалась, захлебываясь собственными слезами и Питер, обнимая меня крепче, давал понять, что подождет, пока я успокоюсь. Наконец слезы иссякли, и мы сели на диван.
Марлини держал мою руку в своей и с терпеливым ожиданием смотрел, пока я наберусь смелости. Спокойно подышав, я окончательно успокоилась и рассказала ему все: о том, как мы с Майклом поссорились, как он обвинил меня в измене, как он «пропал» на несколько дней и как я нашла его в объятиях другой девушки.
– Я убью его… - с холодной жестокостью прошептал Питер, после того как я закончила.
Я удивленно посмотрела на него и провела ладонью по его руке.
– Не надо, я не хочу лишиться еще и тебя из-за него. Он этого не заслужил.
– Ты права. Он не заслужил того, чтобы быть с тобой. – Подтвердил мужчина.
Я отвернулась, подавляя усмешку.
– Кет? Что такое? Я повеселил тебя? – Недоумевал мой напарник.
– Нет. – Покачала я головой. – Просто… я не думала, что ты скажешь это. Я ожидала, что ты будешь говорить мне, что он совершил ошибку, что его можно простить, что… ты будешь испускать классические фразочки из арсенала мужской солидарности.
– Я никогда не скажу этого! – Перебил он меня. – Никогда. – Он сжал мою руку, словно это могло бы стать доказательством его искренности. – Я верил в то, что он любил тебя. Да, при всем его эгоистическом отношении к тебе, его чрезмерном чувстве собственничества, я думал, что это от любви к тебе он сходит с ума. Но теперь я понял, что это просто эгоцентризм. Он ставил себя выше всех, выше тебя, выше ваших отношений и не берег их.
Я натужно рассмеялась.
– Ты говоришь как романтик.
– Может, я и есть романтик? – Риторически спросил он. – Кетрин, если я слишком часто пускаюсь в любовные приключения, это еще не значит, что я принимаю измены в отношениях. Кет, я знаю, ты как никто другой можешь обвинить меня во многих грехах и я знаю, что поступил с тобой как последняя скотина, но единственное чего я не делал, так это не изменял тебе. Может, я именно поэтому не решаюсь на что-то серьезное, потому что не готов…
– Быть с одной женщиной? – Закончила я за него.
– Не нашел еще ту, с которой бы хотел быть всегда…. Так или иначе я не считаю своих девушек моей собственностью, сколько времени мы бы не проводили вместе. Я уважаю в них личность.
– А теперь ты говоришь так, словно сватаешься. – Я широко улыбнулась и просиявшими глазами посмотрела на напарника.
Он тоже развеселился, видя, что мои слезы высохли,
– Кто знает? Может, я и правда сватаюсь?
Я дернула плечами и подсела ближе.
– Тогда тебе не нужна реклама. Твоя слава идет впереди тебя.
Я положила ему голову на плечо, и он вновь обнял меня.
В эту минуту я поняла, как мне хорошо с ним, как я свободно чувствую себя рядом с ним. Я не испытывала ни малейшего дискомфорта от откровенности, так, будто бы, мы были знакомы тысячи лет. Наверное, тогда я и поняла, что дверь в наше с ним прошлое не просто закрыта, а опечатана и все за ней сожжено, а пепел развеян над Потомаком.
***
Люк захлопнул за собой дверь с такой силой, что мог бы вышибить ее из косяка. Не разуваясь, он прошел в гостиную и плюхнулся на старый затасканный диван, пачкая подошвой ботинок велюровую обивку. Машинально он включил телевизор и пощелкал каналы. Остановившись на трансляции баскетбольного матча, парень уставился в одну точку, продырявливая отверстие в цветастых ляпистых обоях под потолком.
Он думал сейчас о той девушке, которую знал с самого детства, вспоминая свое первое лето с ней.
Они с братом приехали в Бостон к дедушке с бабушкой. Кристина была дочерью их соседей. Тогда она была худенькой, угловатой девчушкой с двумя тонкими косичками с вплетенными в них белыми ленточками. Она была тогда счастлива. Ее родители любили друг друга, баловали свою единственную дочь, и ее смех часто разливался по дому, отскакивая от стен и возвращаясь эхом в распахнутые окна спальни Люка. Он был старше брата на четыре года и в свои двенадцать был смущенно-польщен вниманием своей соседки-сверстницы. Говорят, девочки взрослеют быстрее. Кристина в свои двенадцать хоть и была на полторы головы ниже Люка и в три раза тоньше его, могла пригвоздить его одним своим аргументом в пользу того почему не надо ехать на ярмарку в одиночестве против сотен его слов.
Он никогда не пользовался своим преимуществом в силе перед ней. Ни в двенадцать, ни в двадцать. Но ему бесконечно льстило, что она увлеклась именно им, хотя имела выбор из десятка соседских парней. И в двенадцать, и в двадцать.
Сначала Сайрус – его младший брат подтрунивал над ним. Восьмилетнему мальчишке были больше интересны самодельные кораблики на озере, чем «слюнявые девчонки». Но спустя пару каникул, Люк понял, что Сайрус тоже влюблен в Кристину. С того момента их отношения начали портиться. Сначала это были простые ссоры между братьями, обычные в любой семье. Но потом все переросло в настоящую войну за территорию. Войну, в которой они оба проиграли.
В семье Кристины наступил разлад: отец ушел, а потом погиб в автокатастрофе, мама увлеклась другими мужчинами и когда девочке было семнадцать, выгнала ее из дома. Якобы, из-за того, что «маленькая потаскушка» имеет виды на ее нового мужа.
Родители Люка и Сайруса запретили им ездить в Бостон надолго, опасаясь, что Кристина «неблагоприятно повлияет на мальчиков» и ребята на долгое время потеряли связь. Их отношения между собой немного устаканились. Не имея перед глазами ежедневно объекта раздора, они даже стали разговаривать друг с другом мягкой, почти доверительной форме.