Волк в собачьей стае
Шрифт:
— Ну, рассказывай жучиха, — обратился к ней капитан, — как дошла до такой жизни?
Девчонка неожиданно зло, зыркнула глазами из-под спутанной челки.
— Ишь, как глазками стреляет! — хмыкнул капитан. Ладно, можешь не рассказывать, и так все понятно…
— Что тебе понятно солдафон? — прервала его она. Слава отметил, что голос у девчонки довольно низкий и глубокий, без всяких визгливых нот, совершенно не вязавшийся с ее тщедушным телосложением и унизительным положением. И я тебе не жучиха!
— Ах, простите димуазель! —
— Мистрис.
— Ах, мистрис… в голосе Этта, казалось, собралась вся ирония мира, он повернулся к Славе. Ты видел эту мистрис? А может правильнее обращаться к тебе так же как обращались господа старатели, перед тем как поиметь: мелкая, грязная, вонючая ведьма? Э-э… он потянул из ножен тесак, — ты пальцами фиги-то не крути! А то обрублю ручонки по самые плечики!
— Ты боишься, о, храбрый? — усмехнулась девчонка. Я не верю своим глазам! Неужели мелкая, грязная, вонючая ведьма, да к тому же связанная, способна испугать такого могучего воина?
— Надо было ее с остальными порешить, все равно порченая, — мрачно заметил Этт, — впрочем, это не поздно сделать и сейчас.
— Подожди, подожди! — заступил ему дорогу Слава. Просто девушка в шоке, оттого и дерзит. Можно, я сам с ней поговорю?
— Говори, — равнодушно бросил Этт, поворачиваясь, чтобы уйти, — только недолго, через пару крайн, выступаем, так что поторопись… Э-э! — окрикнул он Славу, который сунулся разрезать ее путы. Смотри, ошейник не вздумай снимать! Кто знает, что в башке у этой укушенной ыхыргом дуры? С ошейником поспокойней будет.
Пожав плечами, Слава присел перед девчонкой на корточки. Вблизи было видно, что мордашка у нее довольно симпатичная, если, конечно, ее хорошенько отмыть и припудрить бланши. Да еще этот запах.
— Я специально не мылась, — вдруг сказала девчонка, словно прочитав его мысли, — думала, запах отпугнет тех скотов… наивная, они готовы совокупляться даже с дохлой лошадью. Даже странно, зачем вообще им женщина? Имелись бы между собой. Впрочем, это у них тоже процветает. Они меня боялись, и это доставляло им скотское удовольствие.
Разрезая старательским ножом, стягивающие ее руки кожаные ремешки, Слава в очередной раз поразился, какой спокойный и размеренный у нее голос.
— Этот ваш капитан, он меня тоже боится… сказала она, растирая освобожденные запястья, — нас все боятся. А ты не боишься, почему?
— А чего мне бояться такую симпатичную барышню? — Слава говорил преувеличенно бодрым тоном. Тебя помыть, переодеть — красавицей будешь!
— Красавицей не буду, — качнула она головой. Как тебя зовут?
— Влад.
— Нет.
Старлей пожал плечами, не угодишь на нее.
— Ну, Славой зови.
— Хорошо, — на этот раз она кивнула, соглашаясь, — Слава тебе подходит. Влад — нет.
— Между прочим, зря ты так на капитана… он своей жизнью рисковал, чтоб тебя освободить…
—
— Плохие, хорошие, это все слова, — старлей стал раздражаться. Стоило ли рисковать башкой из-за такой вздорной, неблагодарной особы?
— Если ты меня не боишься, — вдруг, без всякого перехода сказала она, — может быть срежешь ошейник? — и раздвинув волосы показала стягивающую ее тонкую шею плетеную полоску то ли кожи, то ли ткани. Посмотри Слава, он мешает мне дышать. Видишь, как впился в горло? Срежешь?
Глаза старлея невольно соскакивали с полоски на холмики ее небольших вздернутых грудей. Вокруг левого соска переливалась цветная татуированная змейка. Девчонка начала казаться ему очень даже ничего, исчез куда-то неприятный запах, а голос был таким убедительным, и звучал так проникновенно, что Слава совсем было собрался выполнить ее просьбу и уже сунулся с ножом, как вдруг почувствовал за спиной знакомые вибрации.
Меч!
Меч давал о себе знать. Надо же, проснулся подлец!
— Нет уж, — сказал старлей, убирая руки, — Понимаешь… я против тебя ничего не имею и мы друг другу ничего плохого не сделали… но я тут человек новый, ничего не знаю… поэтому, пожалуй, поостерегусь. Извини.
Она печально кивнула, словно соглашаясь.
— Впрочем, капитан ничего не говорил про то, что ты сама не можешь его снять, — торопливо заговорил Слава, удивляясь своей косноязычности. Хочешь, я дам тебе нож?
Из горла девчонки вырвался хриплый смешок.
— Если бы я могла сама его снять, эти скоты умерли бы не теперь и не так!
От этих слов и от кровожадного тона, каким они были сказаны, по спине у Славы пробежал холодок. Судя по всему, Этт был прав, когда не велел ее освобождать — фруктоза еще та!
— Жалко, что ты так ожесточилась и теперь злая не хуже остальных. Хотя я тебя понимаю.
Она качнула головой с усмешкой.
— Это вряд ли. Слушай… если ты не хочешь меня освободить, тогда убей. Сделай это сейчас и быстро. Если вы оставите меня так, — она коснулась рукой стянутой витым ремешком шеи, — смерть моя будет куда мучительней.
Поразившись обыденному и деловому тону, с каким эта, казалось бы совсем, соплюха рассуждает о смерти, Слава предпочел сменить тему:
— Так ты не представилась? — спросил он, словно это было важно в текущей обстановке. Как тебя звать-величать?
— Так я тебе и сказала, — девчонка грустно улыбнулась. Кто же у ведьмы имя спрашивает? Впрочем, можешь звать меня Маат… Так ее зовут, — она показала на змейку вокруг левого соска.
— Маат? Хм-м… Ну что ж Маат, наверное ты уже слышала, что сюда идут эти… хэку?