Волки на переломе зимы

Райс Энн

Он вглядывался в теневые переплетения серых ветвей и думал, есть ли сейчас рядом с ними Лесные джентри, а если есть, то где они – на земле или высоко в кронах.

Они шли все дальше и дальше, мимо неубранных столов, оставшихся от приема, и все глубже погружались в сказочное сияние.

Феликс молчал, погруженный в собственные размышления. Ройбену очень не хотелось нарушать его сосредоточенность, портить его удовлетворенное и откровенно счастливое настроение.

Однако он чувствовал, что это нужно сделать. У него просто не было выбора. И так он слишком долго оттягивал. Да и вообще новость должна порадовать Феликса, так почему же он жмется? Почему тревожится?

– Сегодня я видел Марчент, – сознался он. – Причем видел не единожды и совсем не такой, как прежде.

– Неужели?! – Феликса его слова явно потрясли. – Где? Расскажи. Расскажи все, в подробностях. – В его голосе вновь прорезалась так несвойственная ему боль. Даже разговоры о других морфенкиндерах не вызывали у него столь заметного страдания.

Ройбен рассказал о том, как в первый раз увидел ее в деревне в обществе Элтрама, где она передвигалась так, будто была совершенно, полностью материальной, и о тех секундах в темном углу оранжереи, куда она явилась как будто в ответ на его призывы.

– Простите, что я не рассказал вам об этом сразу. Сам не могу объяснить, почему так получилось. Но я так переживал!..

– О, я все понимаю, – ответил Феликс. – Не вини себя ни в чем. Ты видел ее – вот что важно. Я-то все равно не смог бы ее увидеть, даже если бы ты сразу предупредил меня.

Он тяжело вздохнул, скрестил руки и обхватил себя за плечи, точно так же, как в первый раз, когда Ройбен заговорил с ним о призраке Марчент.

– Они прорвались к ней, – печально сказал он. – Именно так, как я и надеялся. И теперь могут увести ее прочь, когда на то будет ее воля. Они могут проложить свой путь, дать свой ответ.

– Но, Феликс, куда они уходят? Где они находились, когда вы воззвали к ним?

– Не знаю. Некоторые из них всегда находятся здесь. Некоторые постоянно скитаются. Они там, где лес гуще и темнее, где тише и спокойней. Я собрал их вместе. Вообще-то я звал Элтрама. А насчет того, действительно ли они уходят в какие-то недоступные дали, – ничего не могу сказать. Но собираться в одном месте или показываться по несколько раз – для них необычно.

– Значит, она станет одной из них?

– Ты видел только то, что видел. Я бы сказал, что это уже случилось.

– Но неужели мне так и не удастся поговорить с нею? – спросил Ройбен. Он понизил голос, но не потому, что опасался, что его подслушают Лесные джентри, а лишь потому, что сейчас он изливал Феликсу свою душу. – Я все же думал, что такое может случиться. Однако когда я увидел ее в оранжерее, то не попросил об этом. На меня навалилось оцепенение, я утратил способность разумно мыслить. Я даже не смог дать ей понять, насколько сильно мне нужен разговор с нею.

– Не забывай, что именно она пришла к тебе, – напомнил Феликс. – Это она пыталась говорить с тобой, она хотела о чем-то спросить тебя. И может быть, теперь она получила ответ.

– Молюсь, чтоб это было так, – ответил Ройбен. – Она казалась удовлетворенной. Она казалась целостной.

Феликс вдруг остановился, по-видимому, задумавшись; его глаза медленно скользили по лицу собеседника. Потом он слабо улыбнулся.

– Пойдем-ка назад, – сказал он, – что-то я начинаю мерзнуть. У нее будет время, чтобы поговорить с тобой. Много времени. Помни, что Лесные джентри не уйдут отсюда до Рождества и, вероятно, даже до Нового года. Им очень важно быть здесь в то время, когда мы устраиваем свой круг. Лесные джентри будут петь с нами и играть на скрипках, дудках и барабанах.

Ройбен попытался представить себе эту картину.

– Должно быть нечто неописуемое.

– Время от времени что-то меняется – в зависимости от того, что они сочтут нужным привнести в церемонию. Но они всегда любезны, всегда добры, всегда преисполнены искреннего стремления к обновленью. Они – самая суть любви к этой земле, ее сезонным переменам, процессам, в ней происходящим, и к ее возрождению как таковому. Могу заранее сказать, что человеческие жертвы в Солнцеворот их совершенно не привлекают. Напротив, это самый верный способ оттолкнуть их от себя. И, конечно, ты, Ройбен, очень им понравился.

– По словам Элтрама, – уточнил Ройбен. – Но я подозреваю, что его сердце похитила Лаура – когда ребенком прогуливалась по этим лесам.

– Ну, они как-никак называют тебя Хранителем леса, – сказал Феликс. – А ее – Госпожой леса. К тому же Элтрам знает, как ты страдаешь из-за судьбы Марчент. Сомневаюсь, чтобы он намеревался оставить тебя без каких-либо известий от нее. Уверен, что даже если дух Марчент покинет этот мир, Элтрам обязательно сообщит тебе что-нибудь еще до Нового года.

– И все же, Феликс, на что вы надеетесь для Марчент?

– На то же самое, на что надеешься и ты. Что она вскоре обретет покой и что она простит меня за ошибки, недостаток мудрости и просто глупые поступки. Ты, впрочем, не должен забывать и о том, что Лесные джентри довольно-таки рассеянны.

– То есть как?

– Все духи, призраки, все сущности, не имеющие физического тела, все они легко отвлекаются на всякую всячину, – пояснил Феликс. – Они не укоренены в материальном мире и потому не привязаны ко времени. И потому, случается, не понимают по-настоящему того, что причиняет нам боль. Это вовсе не необязательность и тем более не измена. Это всего лишь эфирная сущность духов. По-настоящему сосредоточиться на чем-то они способны, только пребывая в материальных телах.

– Припоминаю, что Элтрам говорил об этом.

– Да, и это важно. По теории Маргона, они, эти самые духи, не способны в действительности к моральному росту, если не находятся в материальной форме. Впрочем, мы зашли слишком далеко в лес, так что не будем вслух поминать Маргона. – Он рассмеялся. – Не стоит никого раздражать без необходимости.

Снова зарядил дождь. Ройбен видел, как капли плясали в свете лампочек, как будто были слишком легки для того, чтобы упасть на землю.

Феликс остановился. Ройбен замер рядом с ним.