Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
– Молю тя, отче, – просил его князь Михаил, – попечалуйся перед князем Иваном Васильевичем. Чтит он память отца твоего покойного, преклонит он ухо к словам твоим. Бей от меня челом ему на всю волю государеву…
Владыка Вассиан горько попрекал великого князя тверского за кровный союз его с неверным королем, еретиком латинским.
– Худо содеял ты, государь, – говорил он, – в ущерб государству московскому и церкви православной. Женился ты на внучке короля и союз с Польшей крепишь. Для унии и для папизма на Русь дорогу пролагаешь…
Князь каялся, клялся с королем все порвать и снова
Августа двенадцатого, в понедельник, Вассиан прибыл в Москву к обеду. Остановился он у митрополита Геронтия и просил его довести о тверском челобитье до государя Ивана Васильевича. Просьба успеха не имела – государь челобитья не принял.
Дней через пять в Москву от князя Михаила прибыло скорым вестовым гоном второе посольство – от всех князей и бояр тверских, во главе с князем Михаилом Димитриевичем Холмским, с тем же челобитьем, но и этого посольства Иван Васильевич не принял; сам же послал гонца к наместнику своему новгородскому, к боярину и воеводе Якову Захарьевичу Кошкину-Захарьину, дабы шел он немедля к Твери со своей воинской силой.
Как всегда, не торопясь, Иван Васильевич подготовлял и ныне поход, а выходило у него скорей, чем у других, ибо у него никаких недоделок не было. Все заранее обдумывал государь, всякое возможное препятствие на походе и все меры, чтобы устранить его.
Выступать же он решил из Москвы вместе с Иваном Ивановичем августа двадцать первого, взяв с собой всех пушечников под начальством маэстро Альберти, приказав и братьям своим, князьям Андрею большому и Борису на Тверь идти из своих вотчин одновременно с московским войском.
Эта вторая война с Тверью задумана была государем Иваном Васильевичем совсем по-иному.
– Без крови хочу тверское княжество взять, – сказал он сыну. – Ныне есть у нас пушки, которые еще дальше, чем прежние, бьют. Без вреда для собя можем их стены сверху донизу разбить, а силы ратной у нас вдвое больше, да и наши-то вои лучше ихних…
– А с грабежами да с полонами как будем? – спросил Иван Иванович.
– На сие запрет строгий, за сие грозно казнить буду, – сурово сказал Иван Васильевич. – Днесь же, Иване, не позже, составь о сем приказ братьям моим и всем воеводам нашим, дабы помнили, что не с погаными рать у нас, а со своими православными, что казним мы токмо князя да ближних слуг его за измену их крестоцелованию. Приказ же сей ты с гонцами братьям моим и воеводам по полкам пошли.
– А когда, государь, полкам из Москвы выступать? – спросил Иван Иванович.
– Как нами с тобой удумано. К ночи выступает маэстро Альберти с пушкарями и конным полком. Утре до рассвета идти передовому полку, к ночи – большому полку. На двадцать первое августа после раннего завтрака идти нашим полкам и нам самим с ними…
Снова идут на Тверь полки московские. Тем же путем идут, как и в первый раз шли. Над полями жаворонки от зари до зари звенят – последний у них, третий выводок. По вечерам же и на рассвете из луговых низинок, где колдобинки с водой от родничков овражных или широкие болотца, заросшие камышом и осокой, слышно, как плачут чибисы, собираясь уже перед отлетом в стаи, и крякают
– Лету конец приходит, – задумчиво молвил Иван Васильевич.
– Люблю яз сие время, – с улыбкой ответил сын. – Хорошо ранней осенью. Тишина особая и в полях, и в лесах, и солнце не печет, а токмо сияет да ласково греет…
– Надо быть, тверской рубеж переходим, – усмехаясь, перебил сына Иван Васильевич, – и, видать, бежали заставы-то ихние.
– Сие значит, государь-батюшка, – весело ответил Иван Иванович, – идут уж полки наши: и передовой, и большой, и даже пушечники, по тверской земле.
– Пятый день на походе мы, – продолжал старый государь. – Хоша и не спешим мы, а все же днесь пушечников нагоним.
– Мыслю, под самым Клином нагоним, – молвил Иван Иванович. – Вестники от них сказывали, великие грозы там прошли с ливнями. Все дороги размыло – телеги с пушками вязнут. Маэстро ждать будет, пока дороги малость провянут…
– Верно, – сказал Иван Васильевич. – Отошли сей же часец гонцов в Клин с приказом нашим, дабы не токмо пушкари, а и все прочие полки нас в Клину ждали. У нас не горит, нечего коней и людей зря истомлять. Сколь отсюда верст до Клина-то?
– Верст двадцать пять будет…
– Значит, успеют они туда за два часа, а то и за полтора прискакать и все войско наше задоржать, – сказал Иван Васильевич и дал знак конникам, чтобы ехали легкой рысью.
Иван Иванович подозвал начальника своей стражи и приказал ему взять с собой двух конников на лучших конях да с запасным конем и немедля скакать в Клин, задержать там все войско до приезда государей.
Когда он возвращался к отцу, гонцы обогнали его и, проскакав вдоль всего полка, быстро скрылись из виду.
Гонцы эти поспели в Клин вовремя, и там все полки московские уж в обед радостно встречали обоих государей.
Объехав войска и пушечные обозы, государь и его соправитель обедали вместе со всеми своими воеводами, среди которых были из наиболее известных: князья Иван Юрьевич Патрикеев, Данила Димитриевич Холмский, Семен Иванович Ряполовский, Борис Михайлович Туреня-Оболенский, братья Бороздины, Семен и Василий Романовичи, князь Федор Иванович Бельский и другие, не менее чтимые…
За обедом было весело. Словно все это и не на войне происходит, а в мирное время, на торжественном празднике. Все шутили, пили здравицы, только гонцы от дозоров и лазутчиков неизменно прибывают из часа в час, и дума государева ведает о каждом шаге князя тверского и его воевод.
– Мечется князь-то Михайла у собя в Твери, яко зверь в клетке, ото зла и страху, – злорадно молвил государь Иван Васильевич.
– Мыслю, – сказал, смеясь, князь Иван Юрьевич Патрикеев, – сам-то он не ведает, что деять, а его бояре да воеводы, чаю, токмо одного ищут – как бы повыгодней отсесть под твою руку, государь.
– Верно, верно, – зашумели кругом, чокаясь кубками, воеводы, – за здравие государей наших!
Сентября восьмого войска государей московских соединились с войсками князя Андрея углицкого и князя Бориса волоцкого под Тверью и обступили со всех сторон стены крепости. Маэстро Альберта грозными рядами расставил дальнобойные пушки, жерла которых навел на ворота и на бойницы стен и башен.