Вольное царство. Государь всея Руси

Язвицкий Валерий Иоильевич

– Весна, – тихо шепнул он и тотчас же подумал, что скоро будут разливаться реки, что надо торопиться с походом на Казань.

По привычке он оглянулся и увидел на обычном месте возле себя Саввушку.

– Саввушка, – сказал он вполголоса, – сбегай-ка к Иван Юрьичу, скажи: зашел бы ко мне утре после раннего завтрака да прихватил бы с собой чертежи казанских ратных дел.

На другой день, после раннего завтрака, хотя и играл государь с сыном в любимые ими шахматы, все же нетерпеливо поджидал он прихода князя Патрикеева.

– Батюшка, –

воскликнул Иван Иванович, – пошто царя своего ты под удар ставишь?

Иван Васильевич рассмеялся.

– Помнилось мне, что сие – царь казанский, Алегам.

Засмеялся и Иван Иванович:

– Истинно, сего царя давно под удар надо ставить. Сей раз, в войну с Тверью, как и прошлый раз, в войну твою с Новымгородом, казанские собаки нам пятки грызли.

Иван Васильевич нахмурил брови и молвил:

– Вот пошлю яз на собак-то судовую и конную рати. Жду Ивана Юрьича с чертежами ратными, по которым втроем думу думать будем, как с татарами в шахи играть.

Дверь отворилась, и вошел с дворецким князь Патрикеев.

– Будьте здравы, государи! Брат дорогой, пришел яз по зову твоему.

Иван Васильевич приказал дворецкому:

– Поставь коло нас мой малый стол.

Дворецкий со слугами передвинул стол ближе к окну, а Иван Юрьевич разложил на нем свои бумаги.

– Здесь, – сказал он, – отмечены рубежи Казанского царства, Ока, Волга, Кама и самый град Казань с его стенами.

– Добре все изделано, – похвалил Иван Васильевич.

Иван Иванович подошел ближе к столу и спросил:

– Дядя Иван Юрьич, вижу, мыслишь ты поход начинать из-за Новагорода-Нижнего, старого.

– Верно. Для конницы там переправы удобные, да и судовой рати плыть вниз по течению. Все сие помогает согласному походу судов и конников для поддержки друг друга, и харч для конницы по воде сподручней везти.

– А воеводами-то у тобя кто будет? – спросил Иван Васильевич.

– В большом полку, государь, – князь Данила Холмский да князь Осаф Дорогобужский. В правой руке – князь Александр Оболенский да Иван Борисыч Захарьин. В передовом полку – зять мой, князь Семен Хрипун да родной брат его, Федор Ряполовский. В левой руке – князь Семен Ярославский да князь Василий Хованский-Лущиха.

– Ишь каких орлов набрал! – засмеялся Иван Васильевич. – Крепкий и верный все народ-то. Не забудь токмо захватить с собой из Вологды Махмет-Эминя, дабы, согнав Алегама, сделать Эминя царем казанским на всей нашей воле. И воевод с дьяком нашим при царе в Казани оставь, дабы оброк и пошлины наши собирали. Сие все пусть зять твой наладит, есть у него ратная и дьяческая хитрость. Алегама же с семьей в Москву привезите и за приставы посадите на дворе у князя Пенько-Ярославского, у Данилы Лександрыча.

– Словом, – весело сказал Иван Иванович, – изделай все, дабы Казань послушным улусом нам стала.

– Когда выступать-то будешь, Иван Юрьич? Посчитай и время на заезд в Вологду, – сказал великий князь.

– Мыслю, государь, ежели заезжать в Вологду, надобно дня три

накинуть, сиречь ранее одиннадцатого апреля выступить в поход не успеем.

– Ну и добре, Иван Юрьич, – сказал государь, – токмо наряди строго гон для вестников. Иди. Бог тобе помочь…

На другой же день набольший воевода князь Иван Юрьевич Патрикеев созвал у себя в хоромах всех воевод своих думу думать о казанском походе.

– Все, воеводы, как мы для рати казанской удумали, – начал он, – государь утвердил, а выступать полкам нашим наметил апреля одиннадцатого, когда по нашим местам теплеет уж. После Федула-то на другой день, на Василья Парийского, мужик сани на поветь закидывает. Хоша и наступает тепло, а плохо выходит: людям – бесхлебица, скотине – бескормица, тяжко в деревнях-то, и охотней народ в полки идет…

– На сей раз народ-то не больно обрадуется княжим харчам, – сказал князь Семен Ярославский. – Уразумеет он, что поход-то на долгое время – с весны до осени его хватит.

– Может, на иного ворога мужик и без охоты пойдет, а на татар поганых всегда он рад идти, – возразил Патрикеев. – И сообщаю воеводам, что государь приказал в Казани царя Алегама с престола свести и в Москву со всем семейством доставить, а перед походом заехать в Вологду за Махмет-Эминем, за сыном хана Ибрагима, взять его в Казань и вместо Алегама на престол посадить. Дело же сие поручить зятю моему князю Семену.

Невнятный гул прошел среди воевод, недовольны они были заходом в Вологду, а князь Семен Хрипун сказал тестю своему:

– Князь Иван Юрьич, яз мыслю, тобе как набольшему воеводе более пригоже царей менять, а не мне…

– Так державный повелел, и мы не можем судить о сем, а токмо исполнять.

Все сразу стихло. Потом встал князь Семен и молвил:

– Исполним волю державного!

– Да здравствует великий государь наш! – поддержали все воеводы.

– У государя нашего, – встав со скамьи, добавил знаменитый воевода князь Данила Холмский, – ратного разума и ратной хитрости более, чем у всех нас. Воевал яз под его началом-то и о сем добре ведаю… Скажи токмо, княже Иван Юрьич, дает ли нам государь Данияровы полки?

– Дает, – ответил князь Патрикеев, – и сам царевич Данияр пойдет с нами. Он и возьмет Махмет-Эминя из Вологды.

– Добре сие, – заговорили воеводы.

– Сие облегчит дело со сменой царей казанских, – заметил воевода князь Семен. – У отца его, царевича Касима, были доброхоты в Казани.

– Да и сам Данияр родным внуком приходится первому царю казанскому Улу-Махмету, – добавил набольший воевода.

– Добре все разумеет государь, – заметил Патрикеев. – Некии бояре говорили государю: лучше, дескать, просто ему посадить наместника своего в Казани. Государь же возразил: «Надобно, чтобы татарами татарский царь из моих рук правил, татары тогда смирней станут и при неполадках или притеснениях всяких на Москву жаловаться не будут, а будут Москве жаловаться на своего царя. У Москвы правды искать будут».