Волошский укроп
Шрифт:
Вдову Паланину в это же время оплакивали две пожилые женщины – кухарка с горничной, и юная племянница Светлана. Мите пришлось выслушать полное жизнеописание Агриппины Саввичны, урожденной Демидовой. Про детство ее на Урале, где чудом не расшиблась, упавши в заброшенный рудник. Потом еще про сватовство почтенного купца из Царицына и первые годы семейной жизни, омраченные постоянными загулами мужа. Рассказали про переезд в Москву, где супруг то ли прикупил, то ли забрал за долги по векселю две мануфактуры. А спустя всего месяц, волею Божьей, овдовела голубушка наша, осталась одна-одинешенька. Так десять лет и прожила,
– Ничего доброго в смерти нет и быть не может. Она всегда зло, хотя и неизбежное, – оборвал причитания Мармеладов, войдя в комнату. – А смерть г-жи Паланиной так и вовсе плохая примета. Для убийцы. Потому что теперь-то мы его точно поймаем.
Он успел осмотреть дом и нашел лист бумаги, с виду такой же, как тот, на коем писано упреждение для обер-полицмейстера. Только этот был свернут конусом, с защипом на конце, а внутри обнаружились душистые мохнатые листочки.
– По какой надобности ваша тетушка пила отвар фенхеля? – обратился сыщик к безутешной племяннице. – От бессонницы, надо полагать?
Та кивнула, не выказав никаких эмоций по поводу прозорливости Мармеладова, столь глубока была ее печаль. А вот служанки зашептались, округляя глаза и рты от удивления.
– В котором часу доктор навещал г-жу Паланину? Судя по свежести листьев, это произошло сегодня.
– Доктор? – переспросила девушка. – Что вы, милостивый государь, Агриппина Саввична с докторами дел не имела и не допускала их присутствия. Только травницам доверяла себя врачевать.
– А листья еще поутру принесла, – встряла в разговор кухарка, которой тоже хотела произвести впечатление своей осведомленностью, пусть и в незначительных деталях. – Каждое воскресенье привозила, уж незнамо откудова, эт» барыня нам допереж не сообщала, а теперь уж и подавно не скажет-то…
Горничная кивнула задумчиво, подтверждая ее слова:
– Ой, ды прямо тряслась над травой этой душистой. Никому не позволяла даже дотрагиваться, сама кипятком заваривала и настаивала под иконами. Говорила, заговоренные они, листья-то эти самые. Магия на них, – тут все женщины осенили себя крестом, а кухарка при этом еще и прибавила: «чур меня!» – Не знаю, что там за ворожба, а только помогали настои: спала от них как медведь в берлоге. Правда, на целую неделю их не хватало, с пятницы в ночь уже ворочалась, а с субботы и вовсе глаз не смыкала – все охала да кларет пила.
– Какая ты, Марфа, языкатая стала, – в голосе племянницы, а судя по всему еще и наследницы купчихи, прорезались гневные хозяйские нотки. – Брешешь все. Ведь люди не так поймут, решат, что Агриппина Саввична и впрямь пьянствовала. А она всего-то три глотка, на сон грядущий. Ну, может и с утра немного, для бодрости. Ничего дурного в том не было!
Горничная зажала рот ладонью и обиженно отвернулась.
На прощание Митя, в который уж раз, выразил сожаления по поводу безвременной и столь трагичной кончины почтенной купчихи. Спускаясь с высокого крыльца, сверился с часами – без четверти шесть.
– Как раз успеем перехватить доктора до ужина!
– Лучше после, – возразил Мармеладов. – Сытый человек более склонен к пространным разговорам, а нам г-на Быковского нужно о многом расспросить. Только во время долгой беседы можно поймать человека
– Так он тебе все и выложит, – усомнился почтмейстер. – А ну как вообще не захочет говорить? Или, еще хуже, сбежит до нашего прихода. Вдруг его служанка предупредила? Поспешим, братец!
Митя, морщась и вздыхая, перешел на быструю рысь, но приятель придержал его за плечо.
– Тише, тише! Незачем спешить и наживать себе колотье в боку. Ведь, если вдуматься… Для чего доктор похитил девочку? А потом прислал письмо обер-полицмейстеру? По мне, так этот шпион не прочь озвучить свои условия. Помнишь, приписку «О выкупе условимся отдельно»? Так почему не сейчас? Увидишь, когда шпион поймет, что раскрыт, он запираться не станет. Он торговаться начнет.
Уверенность сыщика немного остудила митино беспокойство. Но через квартал он снова сорвался с обычной походки и начал ускорять шаги, позабыв даже про натертую ногу и узкие сапоги.
– А вдруг он как раз в эту минуту Анастасию отравой поит? А мы промешкаем и опять не успеем спасти. Что ему, басурману… На женщин руку поднял, так и на ребенка сможет.
– Сможет, в том сомнений нет. Но сейчас девочка нужна ему живой и здоровой. Она ведь сразу и козырная карта, и ставка в игре, и гарантия, что ему позволят унести ноги и выигрыш, – вновь притормозил почтмейстера Мармеладов. – Сообщников доктор как раз и отравил с той целью, чтоб не выдали тайны, где он удерживает Анастасию. Боялся, что лишится преимущества в этой игре, смысла которой мы, кстати сказать, пока не понимаем. Но это я надеюсь выведать все подробности, так что пусть злодей прежде откушает – разговорчивее будет.
Митя смирился и захромал медленнее.
У поворота на Петровку они увидели знакомую черную карету. Тут уже и сыщик прибавил шагу, в предвкушении – а вдруг Ершов успел застать свидетеля Милорада живым. Но первый же взгляд на серое, словно бы перегоревшее и обратившееся в пепел лицо кавалергарда, разбил всякую надежду.
– Итого четыре отравления за четыре часа, – подвел итог сыщик. – Ловко управился г-н Быковский.
– При этом, судя по всему, еще и аппетит нагулял, – адъютант указал на освещенное окно во втором этаже, не скрывая своей злости. Ему хотелось придушить отравителя собственными руками, особенно когда представлял глумливую ухмылку, с которой встретит их доктор. Платон сам пришел к тем же выводам, что пару минут назад озвучил Мармеладов: пока девочка не найдена, шансы победить в шпионской игре будут на стороне турецкого лазутчика. Осознание этого факта распаляло ненависть еще сильнее.
– Он что же, при свечах ужинает? – спросил Митя, разглядывая бледные колеблющиеся тени на неплотно сдвинутых занавесках. В щель между ними пробивался яркий луч, но тут же рассеивался, поскольку на улице было еще светло. – До темноты еще часа два, а он уж свечи жжет.
– Может, письма сжигает? Расписки компрометирующие? – встрепенулся Ершов, но тут же сам себя поправил. – Де нет, тогда бы ярче горело, дым бы валил…
Мармеладов на окно не смотрел, напротив, повернулся спиной к дому доктора и закрыл глаза. Сыщик силится припомнить важный разговор, мысленно повторял, слово в слово, беседу с ботаником в Аптекарском огороде. А потом задал неожиданный вопрос Ершову.