Волшебная ночь

Бэлоу Мэри

И наконец, он вспомнил, какой потерянной она была, как рыдала — уже не от боли, а от осознания того, что Оуэн Перри был среди мужчин, избивавших ее.

Охваченный холодной яростью, забыв о боли и усталости, Алекс вновь сконцентрировал внимание на противнике; он выжидал, когда тот откроется, когда на мгновение в плотной обороне обнаружится брешь. Сейчас, когда оба они были измотаны, ждать такого момента пришлось недолго. Алекс сделал только один мощный, удар правой, и Оуэн упал.

И тот и другой уже не раз падали до этого, но быстро вскакивали на ноги, не дожидаясь помощи секундантов. Однако на этот раз Перри остался лежать, уткнувшись лицом в вереск и часто дыша. Он не потерял сознание, но силы и желание продолжать борьбу оставили его.

Мужчины Кембрана в изумленном молчании смотрели на него. Много лет никто не решался испробовать на себе силу кулаков Оуэна Перри, никто никогда не видел его поверженным. Те, кто считал Алекса изнеженным аристократом, кто говорил, что он струсил, когда поспешил пойти навстречу забастовщикам, были озадачены и, не веря собственным глазам, смотрели на явное доказательство его силы, лежащее на земле в центре круга.

Алекс прошел к возвышению и вытащил из-под вороха одежды хлыст. Мужчины расступились, давая ему дорогу, когда он медленно прошел обратно. Он встал над распростертым на земле Оуэном Перри, широко расставив ноги и держа хлыст в правой руке. Оуэн следил за Алексом. Он не сделал попытки встать, более того — усталым движением отогнал от себя своих секундантов. Он не перекатился на спину и не предпринял никакой другой попытки, чтобы защититься от обещанного наказания.

— Плетки были мокрыми, — сказал он презрительным тоном. — И били в полную силу.

Алекс смерил его долгим взглядом. Он знал: Перри не побежит. Он будет лежать и примет наказание. Но ведь у Шерон не было даже такого выбора. Ее бросили на землю и, привязав руки и ноги к кольям, исхлестали мокрыми плетками. В полную силу.

— Трус! — неожиданно прошипел Оуэн Перри. — Что, боишься пустить немного крови, Крэйл? Или испугался, что рука дрогнет?

Алексу стало горько. Ненависть за ненависть. Насилие за насилие. Око за око. Он швырнул хлыст на землю и отвернулся.

— Я оставляю это на твоей совести, Перри, — помолчав, сказал он. — Думаю, для тебя это будет так же обидно и больно, как удар плетью.

— Ах ты, поганый ублюдок! — услышал он за спиной рев Эмриса Риса. — Получи же тогда от меня за Шерон!

Просвистел хлыст, и прозвучал глухой удар, сопровождаемый сдавленным стоном.

Алекс не оглянулся. Он оделся с медленной тщательностью, стараясь не замечать ноющей боли в теле.

Когда через несколько минут он спускался вниз с холмов, то слышал гул голосов, раздававшийся из лощины, и спрашивал себя, за кем же будет окончательная победа — за ним или за Оуэном Перри.

Она проснулась и на этот раз сразу поняла, где она и почему она здесь. Должно быть, прошло очень много времени, думала Шерон. Она даже не предполагала, что действие лекарства может быть таким сильным. Она осторожно пошевелила плечами, сначала одним, потом другим. Спина еще болела, но боль была уже не такой, как утром, когда она пришла на работу и сидела с Верити — тогда весь мир казался ей стиснутым железными тисками кошмара.

Она спустила ноги и медленно встала. Дверь напротив, должно быть, ведет в уборную. Ноги были ватными, но Шерон заставила их доставить себя туда и затем, спустя несколько минут, обратно. Она с удовольствием снова опустилась на кровать. Это сильное лекарство, говорил Алекс. Сильное, на самом деле сильное. Она прикрыла глаза. Спину пощипывало, но если лежать не двигаясь, боль чувствуется меньше. Ей нужно научиться жить с болью. Побили ее не на шутку. Похоже, «бешеные» вложили всю силу внушения двадцати ударов в эти пятнадцать.

Она полежит еще немножко, а потом встанет и пойдет домой. Бабушка, наверное, уже беспокоится. Но пока она не в состоянии добраться до дома. Она просто не в силах двигаться. Кто-то сказал — может, это был голос мисс Хэйнс? — что к ней домой послали человека предупредить, что она останется в замке до вечера.

Она вздохнула сонно и удовлетворенно. Ей не нужно мучить себя. Она может остаться здесь. И поспать.

Еще кто-то называл ее «моя крошка». И была такая нежность в том голосе… Этой нежности ей не хватало всю жизнь, она тосковала о ней. И он плакал над ней. А она сказала ему «папа». Не «отец», а «папа». Она всю жизнь чувствовала ноющую пустоту в душе оттого, что у нее нет человека, которому она могла бы сказать «папа». И эта пустота вдвойне больнее, ведь на самом деле такой человек есть, просто ей никогда не приходилось называть его так.

«Папа», сказала она. Сказала во сне. Да, это был сон. Ах, как хотелось бы ей думать, что это было наяву! Но это был только сон, порожденный действием лекарства.

— Шерон?

Она не слышала, как он вошел. Наверное, она задремала. Она открыла глаза и улыбнулась.

— Александр.

— Как твоя спина? — спросил он.

— Терпимо, — ответила она. — Лекарство еще действует.

— Хорошо, — сказал он. — Тебе это пока необходимо.

— Да. — Она внимательно разглядывала его лицо. — Ты дрался?

Он кивнул.

— Из-за меня? — прошептала она. — С Оуэном?

Он снова кивнул.

Она закрыла глаза.

— Неужели он выглядит так же, как ты? — спросила она.

— Пожалуй, хуже, — тихо признался Алекс. — Шерон, теперь все знают, что тебя обвинили и наказали незаслуженно. Я отомстил за тебя.

— Насколько я помню, еще никому не удавалось победить Оуэна в драке, — сказала Шерон.

— Мне было за что драться, — ответил Алекс. Шерон открыла глаза и пристально посмотрела на него.

— Ты сделал это при всех, Александр? — спросила она. — Все видели это?

— Все, — ответил Алекс. — Все мужчины Кембрана. Шерон закрыла глаза. Ей ни к чему было расспрашивать его — она представляла себе случившееся так живо, как если бы это происходило на ее глазах. Он должен был собрать их в горах, на обычном месте их сборов. Это место словно предназначено для того, чтобы все произошло именно там. Он по праву хозяина собрал там всех мужчин, рассказал им все как было и свершил праведный суд. Но нет, наверное, все было не совсем так.

— Это была честная борьба? — спросила она, не открывая глаз.

— Да, — ответил Алекс. — Вот этими кулаками я отомстил за тебя. А он своими сделал из меня то, что ты видишь.

Шерон понимала, что это дико, не по-христиански радоваться случившемуся, но ничего не могла поделать с собой. Она была рада.

— Спасибо, — прошептала она и открыла глаза.

Он внимательно посмотрел на нее, приблизился к кровати и кончиками пальцев коснулся ее щеки. Она поймала его руку и прижалась губами к его ладони, и он не отобрал руки.