Волшебная трубка
Шрифт:
Так, Джонсон выяснил, что североазиатские олигархи делились на две большие группы - т.н. "белых" и "черных". "Белых" олигархов было совсем немного - несколько десятков или около того. Это были не очень умные, но весьма тщеславные представители биологического вида хомо сапиенс. Они никогда не упускали случая выставить свой относительно скромный достаток напоказ. Эти господа скупали горные курорты кварталами, поливали эскадроны самых дорогих проституток ведрами такого же дорогого шампанского, приобретали спортивные клубы целыми дивизионами и т.п. Если какой-нибудь автопроизводитель выпускал совершенно непрактичную, но очень дорогую модель (что-нибудь вроде внедорожника "Бентли" с золотым рулем и украшенными бриллиантами колпаками колес), они всегда были тут как тут вместе со своими огромными кошельками, которые больше походили на чемоданы из крокодиловой кожи. Здесь, кстати, тщета тщеславия абсолютно ни при чем, просто североазиатские олигархи все как один были традиционалистами, сторонниками марксистской теории первоначального накопления капитала и предпочитали нал безналу. Всех
Весь послекризисный мир, конечно, знал о флотилии авианесущих яхт из яхт-клуба "Морской Иерихон", поскольку она довольно часто появлялась на рейде крупнейших финансовых центров докризисной эпохи, были также известны основные тактико-технические характеристики этих плавсредств и их названия, но это, собственно, была и вся достоверная информация.
Джонсон с удивлением узнал, что Горь был не только автором идеи создания авианесущих яхт, но и главным организатором и вдохновителем яхт-клуба "Морской Иерихон", а также его первым руководителем (Гросс-адмиралом), а впоследствии - почетным председателем (контр-адмиралом). Совершенно определенно в руки профессора попал поистине бесценный исторический материал, настоящее сокровище. Книга Адама Биндюги содержала весьма подробную биографию Горя, которую, якобы поведал автору сам главный фигурант в перерывах между мировыми финансовыми баталиями и партиями в бильярд в курительной комнате кают-компании авианосца "Деньгиврост" - флагмана яхт-клуба "Морской Иерихон".
Джонсон решил включить биографию Горя в свою монографию, но столкнулся с одной проблемой. Дело в том, что, как правило, биография начинается с момента рождения конкретного индивида, но по записям Биндюги выходило, что начинать биографию Горя следует, отталкиваясь от совсем других точек отсчета. А именно - от промышленной политики СССР, которая проводилась красными романтиками коммунистической Атлантиды в середине 70-ых годов прошлого века.
Как тогда считали эти самые романтики, главным итогом существования человеческой цивилизации является появление на поверхности планеты так называемых "пролетариев" - низкооплачиваемых промышленных рабочих. По представлениям красных романтиков выходило, что пролетарии не только будут производить различные технические приспособления, но также и окажутся носителями высокой культуры, нового искусства, да и вообще - всего самого лучшего и светлого, что есть в человеке. Предполагалось также, что если дать пролетариям образование, медицинское обслуживание, отучить их пить спиртосодержащие жидкости, научить обрезать ногти на нижних и верхних конечностях, регулярно чистить зубы и мыть уши, то совсем скоро пролетарская среда сама даст миру философов, писателей, поэтов и художников "нового типа". Из всего этого следовало, что нужно производить как можно больше пролетариев, а для этого, в свою очередь, требуется строить как можно больше заводов и фабрик.
В СССР новые заводы и фабрики строились очень даже просто. В окрестностях какого-нибудь города (т.н. "населенного пункта") выбиралась относительно ровная площадка. Затем по площадке прокладывались рельсы и пускались трамваи. С одной стороны от рельсов строились заводы, а с другой высаживалась лесозащитная полоса. Сразу за полосой возводились ровные ряды бараков низкой этажности (4 - 5 этажей, не больше). Всем известно, что в землях СССР существовала извечная проблема с возведением жилых помещений, поэтому достигающие половой зрелости люди вынуждены были искать места, где бы им можно было уединиться и заняться сексуальными играми и размножением. Директора новых заводов предоставляли им такую возможность, путем заселения в бараки, а взамен половозрелая молодежь должна была становиться пролетариями и работать на этих самих заводах. Здесь интересно будет указать на тот факт, что когда большинство из заводов прекратили свое существование, были порезаны на металл и вывезены за границу для последующей переработки на автомобили "Мерседес", стиральные машины, кофеварки и прочее, бараки, как ни в чем не бывало, продолжили свое существование и даже наполнились следующими поколениями пролетариев. Правда им теперь негде было работать и духовно совершенствоваться, но это уже совсем другая история, которая не имеет к североазиатским олигархам никакого отношения.
Семен Борисович Горь родился в одном из таких бараков в окрестностях довольно крупного населенного пункта, в семье работника улицы и конторской служащей. Населенный пункт находился на той территории, которая много позже отделилась от СССР и была записана в реестр ООН под гордым названием "Окраина". Пространствообразующим предприятием в той местности было некое заведение под названием "Подшипниковый завод ? 8". Старший Горь работал работником улицы при одном из барачных ЖЭКов, поэтому больше всего на свете не любил пять вещей - свою работу, листопад, снегопад, людей и собак. Много чего успел позабыть о своем детстве Черный Олигарх, Контр-адмирал яхт-клуба "Морской Иерихон", командир авианосца "Деньгиврост", Семен Борисович Горь, но фразу начальницы ЖЭКа: "Скажи Горю, чтобы завтра утром выходил на четвертый участок, там сегодня ночью собаки опять мусорные контейнеры пообсирали", запомнил на всю жизнь.
Детство маленького Семочки проходило заурядно - с беготней по лужам и Новогодними праздниками. Директор "Подшипникового завода ? 8" был добрым человеком, любящим отцом и дедушкой, поэтому никогда не забывал выделять деньги на новогодние подарки для детишек своих работников. Да что там - он иногда сам приезжал на утренники и водил с ними хороводы вокруг украшенной разноцветными гирляндами елки. Поэтому второй вещью, которую запомнил Семен Борисович о своем детстве, был шелест разворачиваемых конфетных оберток и волнующий запах шоколада. В те далекие времена Семену Борисовичу иногда казалось, что простое человеческое счастье находится где-то совсем рядом, возможно, под новогодней елкой рядом с Дедом Морозом, сделанным из папье-маше.
К семи годам Семен Борисович благополучно окончил начальное детское учреждение и поступил в среднюю школу все при том же "Подшипниковом заводе ? 8". Радостных воспоминаний об этом периоде жизни у него почти не осталось. Конечно, Семен помнил некоторых своих учителей - пожилых, уставших от кухонных забот и жировых отложений, женщин, которые скороговоркой зачитывали ему учебную программу. Но о чем они тогда пытались поведать его чистому юному разуму, позабыл начисто. Именно во время обучения в среднем заведении в жизнь Семена начал потихоньку заползать ужас окружающей жизни. Это было связано с существованием детских лагерей (в СССР всегда питали слабость к лагерям). Детские лагеря были двух типов - "Отдыха" и "Труда и Отдыха". В лагерях "Отдыха" было, еще так сяк - в них юных пролетариев обучали строевой подготовке и рифмованным выкрикам всяких бессмысленных предложений, по-видимому, это было связано с необходимостью приучения к дисциплине и готовности к труду и обороне. А вот лагеря "Труда и Отдыха" в которых приучали собственно к труду, показались Семену Горю настоящим кошмаром.
Суть приучения к труду заключалась в следующем: летом, вместо заслуженного отдыха, учеников младших классов вывозили на территорию сельскохозяйственных предприятий (т.н. "колхозов"), где они должны были работать на полях вместо спившихся и деградировавших сельских пролетариев. Семен прекрасно помнил уходящие за горизонт ряды сахарной свеклы, поросшей сорняками в человеческий рост. Листья и соцветия сорняков дрожали и покачивались в раскаленных потоках восходящего к синему небу воздуха. Приучение к труду состояло в рубке этих сорняков с утра и до обеда, а отдых - в послеобеденном купании в небольшой грязноватой речушке, в которую сливал свои отходы все тот же "Подшипниковый завод ? 8". Конечно же, вместо приучения к труду в этих лагерях происходило как раз обратное. После посещения этих учреждений многие умные и не по годам развитые советские дети в первый раз серьезно задумывались о продолжении процесса обучения и о растягивании его на как можно более продолжительный период. Именно в этих лагерях и Семен Борисович первый раз задумался о поступлении в высшее учебное заведение.
Как оказалось, летние лагеря были только прелюдией к настоящему кошмару. По достижении четырнадцатилетнего возраста всем учащимся лагеря "Труда и Отдыха" были заменены так называемой "Производственной Практикой", которая проходила, читатель уже и сам догадался - где. Во время этой самой практики у Семена Борисовича и произошли первые озарения и открытия, которые затем во многом послужили к превращению советского пионера и комсомольца в будущего Черного Олигарха.
Свою первую "Производственную Практику" Семен проходил в одном из цехов "Подшипникового Завода ? 8". Этот цех, известный как "Шлифовка ? 2" был поистине ужасен. Все внутреннее помещение было сделано из, покрытого толстым слоем машинного масла, ржавого металла. При передвижении по скользким плитам пола ноги все время разъезжались в разные стороны, что грозило получением серьезной производственной травмы. Огромное внутреннее пространство "Шлифовки ? 2" заполняли грязные трясущиеся агрегаты, которые не только дико гремели, но и выбрасывали в атмосферу клубы пара и дыма, из-за чего уже на расстоянии в два метра ничего нельзя было, как следует рассмотреть. Прямо посередине цеха проходила узкоколейная железная дорога. Иногда Семену казалось, что из клубов пара в любую минуту может показаться тролль, толкающий вагонетку с подшипниками, в окружении прыгающих и свистящих гоблинов с кнутами-семихвостами. Впрочем, роль гоблинов в цеху исполняли так называемые производственные мастера, которые из-за перегара, рваных грязных халатов и манеры изъясняться в гинекологических терминах были не менее страшны четырнадцатилетнему ребенку, пусть даже и выросшему в заводских бараках.
Один такой мастер, от которого почему-то сильно пахло одеколоном, приставил Семена к трясущемуся шлифовальному агрегату. В этот агрегат теперь предстояло пихать металлические кольца - ровно 210 часов (тридцать рабочих дней по семь часов каждый). Отмотав очередную смену, уставший, покрытый потом и машинным маслом Сеня, шел к железному трапу, в конце которого располагалась раздевалка для рабочих. Рядом с трапом прямо в стену был вмурован довольно большой аквариум с декоративными рыбками. Лобовое стекло искусственного водоема было обильно покрыто разводами машинного масла. Семен всегда останавливался рядом с аквариумом, и некоторое время наблюдал за его обитателями. Судя по трясущимся иссеченным плавникам и глазам, косящим в разные стороны, жизнь у них была непростой. Когда в цеху ухал какой-нибудь пресс или хмельные пролетарии роняли на пол контейнер с подшипниками, рыбки вздрагивали и начинали метаться по своему ограниченному жизненному пространству. Сене было жаль рыбок, а себя - еще больше.