Волшебники Гора
Шрифт:
— Господин? — удивилась Феба, тоже не ожидавшая такой отповеди.
Юноша холодно смотрел на неё с высоты своего роста.
— Я прошу об использовании, — заикаясь, прошептала она.
— Ты настаиваешь на своей любви? — спросил он, держа свою раскрытую руку немного в стороне так, чтобы девушка могла её видеть.
Рука была готова к действию, и Феба не могла не видеть этого. Парень, в случае необходимости, мог снова ударить её.
— Нет, Господин, — поспешила заверить его она.
— Даже на любви рабыни? — уточнил Марк.
— Нет, Господин, — повторила девушка.
— В любом случае, — усмехнулся он, —
— Да, Господин, — прошептала Феба, глотая слезы.
С моей точки зрения, это было совершенно абсурдное утверждение, поскольку, любовь рабыни — самая чистая и самая глубокая любовь, которую только женщина может подарить мужчине. В конце концов, любовь делает женщину рабыней мужчины, цельность этой любви требует от неё, чтобы она и вправду стала его рабыней. Ни чем меньшим она попросту не сможет быть полностью и целиком удовлетворена.
— Значит, Ты больше не настаиваешь на своей любви, — заключил юноша, — даже на любви рабыни.
— Нет, Господин, — прошептала Феба.
— И что дальше? — небрежно поинтересовался он.
— Я умоляю о простом использовании, — всхлипнула девушка.
— Понятно, — усмехнулся Марк.
— Я — рабыня, находящаяся в отчаянном положении из-за своих потребностей, — сказала она, — прошу вашего милосердия. Вы — мой господин. Я прошу вашего сострадания и использования!
— Итак, — презрительно проговорил юноша, — косианская шлюха на коленях умоляет об использовании своего Господина из Форпоста Ара.
— Да, Господин! — признала рабыня.
— Тебе придётся подождать, — отрезал Марк.
— Да, Господин, — простонала она.
— Я слышу музыку, там снаружи играют инструменты крестьян, как мне кажется, — заметил Марк, поворачиваясь ко мне. — Возможно, они устроили ярмарку или праздник, насколько это, конечно возможно в такие времена.
— Всё может быть, — пожал я плечами.
— Так давай, пойдём и посмотрим, — предложил мой друг.
— Отличная идея, — кивнул я.
— О, да, — сказал он, а потом, посмотрев вниз, осведомился: — А что насчёт этой рабыни?
Феба дёрнулась как от удара. Глядя на Марка, могло показаться, что она просто вылетела из его головы.
— Возьми её с собой, — предложил я.
— Ты — необразованная и ничего не стоящая рабыня, не так ли? — поинтересовался юноша, свысока глядя на свою собственность.
— Да, Господин, — поспешила признать девушка, покраснев и задрожав от мучивших её потребностей.
— Лучше бы, конечно, — задумчиво сказал Марк, — раздеть её и оставить здесь, связанной по рукам и ногам.
— Возможно, было бы разумно найти рабское кольцо и приковать её к нему цепью, — заметил я.
— Думаешь, что существует опасность того, что её украдут? — спросил он.
— Да, — уверенно кивнул я.
— Ты, правда, думаешь, что она может для кого-то представлять интерес? — уточнил мой друг.
— Даже не сомневайся, — заверил его я.
— На ноги, — скомандовал он.
Феба, с горестным стоном, едва способная стоять прямо от одолевавших её потребностей, поднялась на ноги.
— Там будет темно и толпа народа, — перечислил Марк, а потом, повернувшись к рабыне, поинтересовался: — Надеюсь, Ты не думаешь, что сможешь убежать?
— Нет, Господин, — заверила его она.
— Выпрямись, — приказал он ей, — расправь плечи, втяни живот, а грудь выпяти.
— Она
— Я не буду пытаться убежать, Господин, — сказала девушка.
— Интересно почему, — задумался Марк.
— Я в ошейнике, — пояснила она. — И на мне клеймо.
— Верно, — усмехнулся мой друг.
Этим способом она дала понять, что даже если бы она могла захотеть убежать, у неё просто нет никакой надежды на счастливый финал. Она напоминала своему хозяину о категоричности своего статуса, его безоговорочности, и полном отсутствии надежды на побег для такой как она, женщины оказавшейся в гореанской неволе. И дело здесь даже не столько в таких очевидных атрибутах как клеймо, ошейник, отличительная рабская одежда или отсутствие таковой, но, что намного более значимо, чрезвычайная сплочённость общества, с его подозрительным отношением к незнакомцам, и всеобщая бескомпромиссность и несгибаемость в отношении к таким как она. Так что, можно смело утверждать, что для гореанской рабыни практически нет никакого спасения. Единственное, чего она могла бы добиться, подвергнув свою жизнь неоправданному риску, это получить новые цепи нового рабовладельца, который принимая во внимание её побег, несомненно, проследит, чтобы в дальнейшем такая рабыня содержалась бы в куда более суровой неволе, чем та, из которого она сбежала, и о которой она теперь, вероятно, будет вспоминать с тоской. К тому же наказания за попытку побега, особенно за вторую попытку, крайне серьёзны. Обычно это может закончиться подрезанием сухожилий на ногах. Только самые глупые из женщин осмеливаются задумываться о побеге, и ещё меньшее их количество мечтает об этом во второй раз.
— Значит, мне нет нужды связывать тебя? — осведомился Марк.
— Нет, Господин, — заверила его девушка.
— Повернись ко мне задом, и скрести руки за спиной, — приказал он.
Парень выхватил короткий обрезок пенькового шнура из своего кошеля, и быстро обмотав им два раза запястья рабыни, завязал двойной узел, известный как воинский узел захвата.
— Мне потребуется брать тебя на поводок? — спросил юноша.
— Нет, Господин, — ответила Феба, но её хозяин тут же повернул её лицом к себе и закрепил на её горле кожаный ошейник поводка.
Хотя я и не думал, что Феба, девушка очень умная, могла бы попытаться убежать, даже если бы она не была привязана к Марку цепями, в тысячи раз более прочными, чем стальные — цепями любви, но не стоило исключать вероятность кражи. Любая рабыня является завидным объектом собственности, и в краже рабынь, похищении красивых рабынь, нет ничего необычного, более того, на Горе это считается чем-то вроде спорта.
Невольница попыталась прижаться к Марку, но тот бесцеремонно отжал её от себя.
— Да, Господин, — всхлипнула Феба, понимая, что теперь она не могла даже прикоснуться к нему, без разрешения.
— Ну что, пойдём? — осведомился мой друг.
Девушка застонала от мучивших её потребностей.
— Давно пора, — кивнул я.
— Наружу, — скомандовал Марк своей рабыне, — стоять и ходить красиво.
— Да, Господин, — отозвалась она.
Феба порозовела от охватившего её возбуждения, но я сомневался, это будет очень заметно снаружи, в темноте среди движущихся тел, мелькающих теней и в мерцающем свете костров.