Волшебный вкус любви
Шрифт:
— Ну, с точки зрения закона — избивал, — он чуть заметно усмехнулся. — Пинка-то я ему дал, прямо на камеры. Тут не отвертишься.
— Вот я и хочу…
— Но это — не преступление, — перебил он меня. — Всего-то административка. Заплачу штраф — и делов. Недорогая плата за удовольствие пнуть гаденыша.
— Но это сплетни… — я таяла под его взглядом, как мороженое на солнце, и ничего не могла с собой поделать.
— Скандал тоже играет на популярность. Не волнуйся.
— Хорошо, не волнуюсь…
— И не ходи разговаривать с Изотовым, —
— Хорошо, не пойду…
Я ужаснулась собственному безволию, но так и продолжала стоять и таять. Мороженое. Глупое мороженое с этикеткой «Даша Иванова, повар».
Конечно, шеф сказал, что «дело важнее тела» и намекнул, что продолжения нашей ночной эпопеи на столе не будет, но стоило ощутить аромат горьковатой свежести, заглянуть в серые глаза — и я представляла себе, что бы произошло, не прерви нас тогда Лилиана.
Как бы он снимал с себя рубашку? Медленно расстегивая пуговицу за пуговицей и одновременно целуя меня? Или раздевался бы быстро, сорвав рубашку, бросив ее на пол и вцепившись в поясной ремень своих брюк?..
Люди не умеют читать мысли друг друга, но я засомневалась, так ли это, когда ладони шефа вдруг скользнули мне на спину, на талию, прижимая, оглаживая…
— Дашка… Даша… — прошептал Богосавец и наклонился, потянувшись к моим губам.
Я закрыла глаза и запрокинула голову, робко коснувшись его груди, ощущая под рубашкой стальные мускулы. Сейчас он просто разложит меня на диванчике… или даже на полу, на ковре… или усадит на стол…
— Даша, останови меня…
— Остановитесь, — покорно повторила я, не открывая глаз, и уже сама прижалась к нему, запуская пальцы в его волосы, играя прядями…
— Хреново останавливаешь, — по голосу я поняла, что он улыбается.
— Все равно мне с вами не справиться, — ответила я шепотом, — у нас разные весовые категории…
— По-моему, ты меня уже положила на лопатки, — он взял меня за подбородок и легко поцеловал — совсем легко. Наверное, чтобы дать мне последнюю возможность отступить.
Но куда отступать, если я уже проиграла? Сдалась окончательно и бесповоротно?
— На лопатки? — пробормотала я. — Значит, я — сверху?..
Поцелуй получился не просто головокружительным — крышесносным.
Я совершенно забыла, где нахожусь. Не было больше никого и ничего — ни правил, ни морали, ни стыда. Были только я и Богосавец. Я и Душан…
Многозначительное покашливание привело нас в чувство. Я отшатнулась от Богосавеца так, что налетела спиной на стену, а он остался стоять — с взъерошенными волосами, в расстегнутой почти до пояса рубашке. Я не смогла вспомнить, когда расстегнула ее. Наверное, когда мы с шефом целовались…
Но теперь в кабинете были не только Даша Иванова и Душан Богосавец. У порога стоял и наблюдал за нами Алексей Аркадьевич — Лёлик. Сегодня на нем была белая бабочка в черный горох, и мне показалось, что бабочка смотрит на нас десятком любопытных глаз.
— Ну, я другого даже не ожидал увидеть, — сказал Лёлик, поджимая губы и демонстративно обращаясь только к Богосавецу. — Ты уж извини, что побеспокоил, но только что отменили сорок три брони. И это только вечер. Боюсь даже подумать, что нас ожидает утром. Но тебе не до этого, у тебя более важные дела.
— Прекрати истерику, — ответил Богосавец так спокойно, словно не он только что целовал меня взасос. — Даша, можешь идти.
Я кивнула и бросилась к дверям, но на пороге меня остановил голос шефа:
— Иди к себе. Не вздумай разговаривать с Изотовым.
Я снова кивнула, но теперь уже Алексей Аркадьевич остановил меня, не позволив уйти:
— Останься, — бросил он мне, а потом обернулся к Богосавецу. — Зачем ты ее отправляешь? Пусть останется, послушает. Послушает, как ты спускаешь ресторан в помойную яму. Это же ради нее? Пусть узнает, погордится.
— Несешь бред, — ответил Богосавец безо всякого выражения. — Коньяк будешь?
— Будешь, — буркнул Лёлик, сутулясь и потирая ладони. — Только коньяк сейчас и осталось.
— Даша, будешь? — спросил шеф, доставая из ящика стола бутылку французского коньяка.
Я помотала головой, отказываясь, и Богосавец разлил коньяк в две водочные стопки. Мужчины чокнулись и выпили, закусив печеньем с оливками.
— Что будем делать с бронью? — спросил Лёлик, крякнув и поморщившись. — Б<….>ь, это писец полный, — он повернулся ко мне и картинно шаркнул ножкой. — Простите, мадемуазель, но не сдержался.
— Сдерживайся, — посоветовал Богосавец. — А что ты сделаешь с бронью? Ничего. Будем работать на приток новых клиентов.
— А они придут — новые? — ощетинился Лёлик. — По-моему, кое-кто сделал все, чтобы распугать и старых, и новых! Налей еще.
— Не пейте, пожалуйста, — тихо попросила я. — Вы обещали.
— Обещал? — Лёлик, не дожидаясь, опрокинул в себя еще рюмку коньяка. — Давал клятвы верности? Как юный Ромео?
— Для рецепторов вредно, — Богосавец не повелся на очередную подковырку. — Наливай, если хочешь. Мне хватит.
— А мне и бутылки не хватит, — огрызнулся Лёлик. — Если завтра мы получим пустой ресторан…
— Не умирай раньше времени, — посоветовал Богосавец. — Надо подумать над рекламой. Может, пригласим кого-нибудь и устроим что-то вроде вечера со «звездой»? Какого-нибудь модного кекса позовем. Чтобы дамы слетелись.
— Вечер со «звездой»? Хм… — Алексей Аркадьевич потер подбородок. — Если брать, кого помаститее — представляешь, во сколько это обойдется? Думаешь, сейчас мы можем это себе позволить? Сработаем в убыток. А если кого-то из молодых позвать…
— Зачем нам кого-то звать? — сказала я, и мужчины дружно посмотрели на меня. — Нам никто не нужен, — продолжала я. — У нас есть своя «звезда» — Душан Богосавец. Давайте внесем в меню особый пункт — обеды в стиле омакасе. Шеф Богосавец лично готовит для одного клиента. Безумно дорого, безумно вкусно. Сделаем ставку на очарование нашего шефа. Подадим его, как самое изысканное блюдо.