Волшебство на грани
Шрифт:
Этот юноша являлся солистом группы «КоФФшики». Группа малоизвестная, но, не смотря на это, уже пользовалась популярностью. В основном у некоторых школьников, которые принадлежали к субкультуре, называющей себя «Мэ». Откуда точно вытекла эта «субкультура», сказать сложно. Лучше бы она поскорее втекла в какую-нибудь канализацию и благополучно забылась молодёжью Зебровска. Так же, мне не известно, откуда у них такое название. «КоФФшики» выступали под ужасную музыку, которую и музыкой сложно назвать, да и петь они совсем не умели. Все песни были примерно
Захотел пораньше я лечь спать, Ночью меня сбросила кровать, Только тихо ойкнул я во сне, И смотрю, чьи зубы на стене. Точно не мои, вам говорю, Я свои на тумбочке храню…
Знаменитый поэт девятнадцатого века, Эдвард Холодрыгинский, если б услышал хоть одну их «песню», слёг в больницу с инфарктом и потрясением сознания.
Солиста хвалёной группы все звали Глобусом КоФФшом. Но это псевдоним некоего Глеба Ковшова, шестнадцати лет. Просто, когда коверкаешь своё имя и фамилию, начинаешь круто звучать. По крайней мере, этого придерживается субкультура «Мэ».
Теперь о главном.
Димка с удивлением остановился и посмотрел на автомобиль. Двое мужчин в желтых шортах, телохранители Глобуса, зашли в «Вашу свежесть», покупать креветок к праздничному столу. Отцу Глеба исполнялось сорок девять лет. Он питался исключительно морепродуктами и никакой другой пищи не признавал.
Димка уже собирался завернуть за угол, но Глобус окликнул его:
– Эй, неряпь, где купил такую потрясную статупунэтку?
«КоФФшики», как и течение «Мэ», очень любят новомодные слова, так же, они их коверкают, изобретая неологизмы, переставляя фонемы так, что родной язык признавать отказывается. По крайней мере, слова бездарных песен «КоФФшики» придумывали всем понятной речью. «Неряпь», кстати, распространенное у «Мэ» обращение к человеческим существам мужского рода. Женских особ звали «нервушками».
– Один ученый подарил. У него полно таких в коллекции, – ответил Морквинов.
– Лушайс, – предложил КоФФш. – может, продашь по-дешевке, фринтиков за двести?
– Еще чего! – возмутился Димка, не подозревая, что перед ним стоит начинающая звезда шоу-бизнеса, да, и не зная, как разговаривать с представителями течения «Мэ». – Я не собираюсь ее продавать!
– Тебя бажа мушит! – ехидно улыбнулся Глобус, намеренный торговаться до-последнего.
– Никакая баржа меня не глушит! – Запутался Димка.
– А если я дам вдвое больше? Четыреста фринтиков, – сказал паренек, вроде, понятно.
– Не продается!
– Андол. Пятьсот!..
– И не надо со мной торговаться!
– Орохош, семьсот! И это моя последняя енца.
– Нет! – хоть некоторые слова Димка не понимал, но с карьерой торговца решил повременить, да и Серебринка Сильв не одобрит.
– А в руках подержать ножмо?
– Отвяжись! – буркнул Димка. И что этот парень так к статуэтке прилип? Может, в беднягу вселился дух древнежипского божка?..
– Может, я хочу поставить его на фракш, в студию, где записываю лондакт-иски!
– Зачем?..
– Как это?! Я присмотрел в твоей
– А играть вы с коллективом только на нервах умеете? – Димку эта ситуация начинала раздражать. Впрочем, вру. Этот тип его уже пять минут злил.
– Ты еще скажи, что про Глобуса КоФФша чинево не лысшал!..
– А это кто? Солист твоей группы?
– Это я! – рявкнул Глеб (он же Глобус).
– Тебе опасно давать в руки статуэтку!.. Ненормальный!
– Это я то схип?! Нарываешься!
– Слушай, оставь меня в покое!
– Ну, продай стутапунетку! Неужели жалко? Назови енцу!
– Да жалко. Можешь дотронуться, так уж и быть.
– Болешн! – воскликнул Глеб и дотронулся до статуэтки двумя руками. – Какая прелесть!
А духу статуэтки, Геучу, богу сознания и воли, нравилось слушать комплименты, особенно, если они касались его. И божок не смог устоять перед соблазном проявить свою магию. А сделал он следующее: Когда фраза Глобуса была изречена, статуэтка тренькнула один протяжный раз и выпустила фиолетовый туман. Туман становился гуще, и вскоре Морквинова и КоФФша накрыл с головой. Глобус попытался отлепить свои руки от статуэтки, но руки, похоже, приклеились намертво. Затем вспыхнуло что-то, не могу сказать, что. И оба юноши потеряли сознание…
Когда Димка пришел в себя, то увидел склонившегося перед собой охранника Ковшова, который пытался привести его в чувства.
– Вы чего? – не понял Морквинов.
– Как это «чего»? – басом ответил охранник. – Глобус, ты в порядке?
– Я же не КоФФш! – Димка понял, что в руках нет статуэтки, и поднялся на ноги.
– Ты, что? Глобус, что с тобой творится?
– Я не Глобус.
– Глеб, перестань дурачиться!
Димка посмотрелся в витрину магазина и ахнул: вместо него там отражался Ковшов! Статуэтка поменяла их с Глобусом телами.
– Только не это! – испугался юноша.
– Ты чего, живот болит? – обеспокоено спросил охранник. – Полезай в машину, там разберемся.
Но в этот момент настоящий Глеб открыл глаза и поднялся, растягиваясь в широкой улыбке:
– Смотри, Шапик, какая чудесная статупунетка! – и для пущей убедительности помахал статуэткой перед носом охранника.
– Отойди от меня, неряпь. – Рассердился Шапик.
– Шапик, ты меня пугаешь!..
– Отвяжись, нахал!
– Ты чего? Я же Глобус!
– Да какой ты Глобус?! У нас уже есть один КоФФш. А у вас неряпь, наверное, раздвоение личности!
КоФФш посмотрел на Димку и крикнул ему:
– Лушайс, ты, сомазвонец! Я настоящий Глобус!..
Он даже чуть не бросился на Морквинова с кулаками, но, понятное дело, Шапик схватил его за шиворот и оттолкнул. Ковшов чуть не упал в лужу, но смог удержать равновесие. Он посмотрел на свое отражение в луже, и отчаянный вопль вырвался из него:
– АААА! Что рабисходит?!
Странно, но даже шоковое состояние не заставило его прекратить выражаться на сленге «Мэ».