Волшебство на грани
Шрифт:
– Ненавижу магвию, раз она сотворила со мной катое! Это ужасно!
– В этом нет ничего ужасного. Бывают и похуже вещи.
– Какие?
– Не будем вдаваться в подробности, – с трудом сдержавшись, чтоб не выразить своё отношение к его субкультуре, сказал я. – Могу помочь тебе вернуть прежний облик.
– Авдарп?! – воскликнул КоФФш. – А ты что, колдун?
– Почему сразу «колдун»? Я могу быть и чародеем.
– А разница, какая?
– Большая.
– А если мне интересно?
– Я не
– Ага, развяжи сначала!
КоФФш встал, я развязал ему рукава смирительной рубахи, и саму рубаху снять помог.
Затем я тихонько подозвал Димку и взял у него статуэтку, которая тут же обрела видимость. Глобус вскрикнул: статуэтка вызывала в нем не самые лучшие воспоминания.
– А ты руневен, что оно мне надо? – жалобно проскулил Глобус.
– Перестань трястись! Встань спокойно и держи статуэтку! – приказал я, если он не перестанет, придётся перейти к политике запугивания.
– А мы телами не поменяемся?
– Вздор!
– Значит, не поменяемся…
КоФФш осторожно взял бронзовое изваяние, при этом вид у него был такой, что казалось, он закричит: «Убери от меня это!». Димка тоже прикоснулся к бронзовой фигурке и сказал: «Произнеси статуэтке какой-нибудь комплимент».
– Аземч? – не понял Глеб, думая, что это говорил я.
– Надо, чтобы подействовало.
– Ну, хорошо, хорошо.… Глобус откашлялся и произнес, чувствуя себя полным идиотом: «Ты такая… красивая… гируфка». Ничего не произошло, только шевельнула рукавом смирительная рубаха, лежащая у него под ногами. КоФФш огорченно уставился на меня, словно я был продавцом поддельных вещей, ожидая объяснений.
– Ты недостаточно старался. – Объяснил я. – Надо это с чувством произнести, а не так монотонно, как ты…. И, желательно, слова не искажать.
– Ты что, издеваешься?! – возмутился Глобус. – Не буду я этого делать!
– А что тебе остается? Может мне уйти?..
– Нет! Не оставляй меня с этой куштовиной наедине!
– Тогда сделай то, что я прошу.
Ковшову пришлось подчиниться. Он выговорил с притворным удовольствием: «Ты такая прелестная, статуэтка!». Правда, последнюю букву в слове «статуэтка» он произнес с некоторым визгом. Я ухмыльнулся, глядя на него, это было забавное зрелище.
Древнежипский божок снова напустил на всех Густой фиолетовый туман, и снова Глеб с Димкой потеряли сознание.
Когда Глобус очнулся, туман уже развеялся. Он встал на ноги и посмотрел на свое отражение в зеркале. КоФФш видел в зеркале себя родимого и радовался:
– О, да! Я опять в себе! Моя душа в моем теле! – это были первые строчки его будущей песни, хита мирового шоу-бизнеса.
Я в это время поднял с пола статуэтку.
– Асибопс за все! – благодарил Глеб, прокручивая в голове замысел новой песни.
– Да ладно. Ничего особенного… –
– Здесь, кажется. – Отозвался голос Морквинова. – По крайней мере, надеюсь на это.
– А кто такой, этот газадочный Димка? – поинтересовался КоФФш.
– Он мой ручной невидимый Барабашка. – Пошутил я. – Когда-то был духом статуэтки.
– А как он выглядит? – заинтересовался Глобус.
– Не знаю, его же не видно. Хотя, что-то подсказывает, у него есть длинные клыки…
– Я сам себя не вижу, и не представляю, на что похож. – Добавил Морквинов.
– Как это грустно, не видеть самого себя… – пробормотал Ковшов.
– Почему сразу «грустно»? Может, мне это нравится? – перебил Димка.
– Всё, Дима, пойдем! Мы сделали всё, что могли. – Решил я, прерывая бессмысленную дискуссию насчет бестелесного Барабашки.
Мы подошли к двери, но КоФФш крикнул:
– А как же я?!
– Ты остаешься тут, – распорядился я и приоткрыл дверь, пропуская Димку.
– Это еще ачемуп?
– Выпустят они тебя, не беспокойся. А с нами нельзя.… Всё, пока! Если что, ты меня не видел, договорились?
Глеб Ковшов кивнул, зная, что он у меня в долгу.
Я вышел и запер дверь.
– Все! Вылечил! – воскликнул, проходя мимо регистратуры.
Дамочка, сидящая там за столиком, восхищенно на меня посмотрела. «Попросить, что ль, автограф у этого Регистра?» – мелькнула мысль в ее голове. Она проводила меня взглядом до самого порога, и когда решилась окликнуть, я, к счастью, уже вышел на улицу…
***
– Ты это видел! – воскликнул Димка. Мы ехали в автобусе. Народу было мало, но все сидения заняты, так что, пришлось стоять.
– Ты о чем? – я не понял, к чему он клонит.
– Ну, эта, регистраторша.… По-моему, ты ей понравился.
– Просто верит во всякую ерунду про бутафорских экстрасенсов.
– Судя по тому, как она на тебя таращилась…
– Это глупая тема для разговора…
Тут автобус дернулся, резко тормозя перед светофором, и Димка от неожиданности чуть не уронил бронзового божка мне на ногу.
– Эй! Ты чего, решил меня покалечить?!
Стараясь удержать статуэтку, Димка пихнул меня локтем. А я вам говорил, что он страдает редкой формой неуклюжести?
– Извини.
– Ладно, проехали. Мы скоро выходим.
***
Плитс Шпаклевич, начинающий театральный режиссер, а так же муж Марии Радужниковой, с самого утра был в хорошем настроении. Сегодня его любимой бирюзовой пуделихе Трапеции исполнялось пять лет. Эту собаку он любил даже больше, чем жену, только Мария, к счастью, не догадывалась об этой маленькой несправедливости.
По случаю праздника Плитс решил испечь вишневый пирог. Только, до этого Шпаклевич ничего, кроме макарон, сам не готовил.