Воля дороже свободы
Шрифт:
Он оглянулся. Позади, как и впереди, было полно крикливых прохожих. Каждый куда-то спешил. Не двигалась с места только одна женщина. Она внимательно разглядывала уличный прилавок, уставленный грошовыми сувенирами – невзирая на то, что её толкали все, кому не лень.
– А почему без мироходцев нечем было бы торговать? – спросил Петер.
– На Танжере лет двадцать назад заварушка случилась, – объяснил Кат. – Все книги сожгли подчистую. По домам ходили, у хозяев отбирали и – в костёр. Потому-то у этого хера рогатого так мало книжек на местном языке. Их вообще мало.
– Заварушка? А зачем книги сжигать стали?
Кат пожал плечами:
– Говорили, в них слишком много противоречий.
– У нас тоже заварушка была из-за… противоречий, – неохотно признался Петер. – И не одна. Но книг не жгли. А вот людей…
Он провёл рукой по стене дома. На ладони остались чешуйки синей краски.
– Интересно выходит. У них тут такое всё развитое. Ну, я имею в виду – техника, машины, света вон сколько по вечерам, да? И совсем не похоже, что они всего двадцать лет назад со знаниями боролись.
– Власть сменилась, – проворчал Кат. – Когда что-то подчистую сносят, потом это же больше всего хотят вернуть. И возвращают в тройном размере. Так всегда.
Они подождали, пока перекрёсток минует процессия, исходящая выкриками, пением, звоном струн и перестуком барабанов. На Танжере не было профессиональных музыкантов в обычном понимании этого слова – то есть, людей, которые зарабатывают тем, что играют для других. Здесь родители обучали детей музыке и танцам едва ли не раньше, чем грамоте. Любой из местных умел играть на двух-трёх инструментах и знал наизусть бесконечное количество песен. В Танжере пели хором и в одиночку, пели на свадьбах и похоронах, пели за работой и в послеобеденный жаркий час, когда принято было отдыхать всем городом. И вот так, собравшись под вечер на улице толпой, где никто не знал друг друга – тоже пели, и играли, и плясали до упаду. Музыка была любимым наркотиком танжерцев: слабым, зато бесплатным, и без похмелья.
Когда шумное сборище, наконец, схлынуло с перекрёстка, взгляду открылась стоявшая на углу зарядная будка. Дверь её медленно отворилась, наружу вывалился человек – бледный, в поту, с закрытыми глазами. Он бухнулся на тротуар и остался лежать, а в корытце монетоприёмника, висевшее сбоку будки, с глухим звоном посыпались медяки.
Кат подошёл ближе.
– Неплохой у них тут курс, – заметил он, заглянув в корытце. – На наши деньги где-то полтинник.
Петер нерешительно остановился над человеком. Тот еле слышно захрипел.
– Мы как-нибудь поможем? – спросил мальчик.
– Зачем? – Кат пожал плечами. – Сам оклемается. Не рассчитал сил, перестарался. Бывает.
Переступив через неподвижное тело, он двинулся вниз по улице. Однако спустя несколько шагов обнаружил, что идёт в одиночестве, и посмотрел назад.
Петер обеими руками выгребал деньги из монетоприёмника и ссыпал их лежащему в карманы куртки. На него косились прохожие – многие наверняка считали, что дюжина медяков станет неплохим дополнением к их бюджету. И планировали сюда вернуться.
Кат зашагал дальше. Вскоре его трусцой
– Так монетки целее будут, – объяснил он.
– Угу, – кивнул Кат. – Целее.
«Себе парень, конечно, ничего взять не догадался», – подумал он.
– Ну, я подумал, так правильно… – пробормотал Петер.
– Правильно, – послышался женский голос у них за спинами. – Молодец, мальчик.
Петер вздрогнул и оглянулся. Кат оглядываться не стал.
– От самой книжной лавки за нами идёшь,– сказал он, не останавливаясь. – Ты кто?
– Меня зовут Ариана, – женщина за его спиной откашлялась. – У меня к вам дело. Насчёт той книги, что вы ищете. Мы можем зайти куда-нибудь?
Кат прицелился пальцем в вывеску ближайшего кафе – яркую, как всё здесь, с большими красными буквами.
– Туда, – сказал он.
Они спустились в кафе: первым Кат, за ним Петер, женщина по имени Ариана – последней.
В зале, освещённом белым неживым светом кристаллов, царил гвалт. Местные не умели жить тихо. Здесь шумно ели, шумно обсуждали скачки и ящериные бои, шумно ссорились и ещё более шумно мирились. Кафе было пропитано запахами дыма, жареного мяса, кальянной смеси и местного чая – чёрного настоя, который не заваривали, как в Китеже, а кипятили на огне. Между столиков, подшаркивая и теряя на бегу верёвочные сабо, бегали официанты с мятыми лицами.
Короче, это была обычная дешёвая забегаловка – идеальное место для того, чтобы поговорить о важных вещах.
Кат отыскал столик у дальней стены, чудом оставшийся незанятым. Протиснулся к нему, задевая сидящих полами плаща. Уселся на стул с плетёной спинкой. Стул затрещал, но выстоял.
Петер пристроился на соседнее место. Женщина по имени Ариана села напротив, нервно одёрнула платье на коленях – простое, серое в горошек. Запахнула пиджак с высоким стоячим воротником.
– Выкладывай, – сказал Кат.
Она подалась вперёд.
– Я слышала, как вы спрашивали о книге, – голос был едва различим в общем шуме. – «Лучший Атлас». Книга у него. У Астера. Это мой брат.
– Рогатый? – уточнил Кат.
Женщина кивнула. В её облике угадывалось некоторое сходство с хозяином лавки – крупное сложение, массивный лоб. Однако, в отличие от брата, на голове Арианы не росли рога, а черты лица были мелкими: острые глазки под куцыми бровями, стянутые в короткую полоску губы, нос-кнопка, смотревший чуть в сторону. И все движения у неё тоже выходили мелкими, суетливыми. Даже кивала она так, словно боялась согласиться с собеседником. Коротко и несмело.
– Я могу достать книгу. Для вас. Но за услугу.
Кат откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
Ариана посмотрела ему в глаза, теребя пуговицу пиджака:
– Вы ведь мироходец?
Кат не ответил.
– Когда вы разговаривали с братом, я была в соседней комнате, – женщина ссутулилась. – Стены тонкие. Нечаянно подслушала…
– Что тебе нужно? – перебил Кат.
Плечи Арианы ещё сильней поникли. Полы пиджака разошлись, из-под воротника показалась татуировка – витиеватые буквы, изящно выведенное слово на местном языке.