Воля Императрицы
Шрифт:
Сэндри завопила. Она вытолкнула всю свою магию из своего тела, стараясь призвать свет в саму ткань её одежды, но её сила лишь растворялась. Она снова закричала, моля кого-нибудь выпустить её, зажечь лампу, найти её. Визжа до хрипоты, она билась кулаками и ногами о деревянную западню, изорвав свои тонкие бальные туфли, разбив ладони, и ударившись затылком о неумолимые доски. Снова и снова, игнорируя пробегавшую по её мышцам и венам боль, она тянула свою силу, пытаясь выдавить её через поры своей кожи. Шёлк, раньше шёлк работал, раньше он удерживал для неё свет, она носила самые разные шелка, но магия не приходила. Наконец она
Так продолжалось недолго, потому что снаружи послышался голос:
— Моя будущая невеста проснулась.
«Я знаю этот голос», — медленно подумала она. «Я знаю его… Фин». Его имя зажгло в её груди угли ярости. «Финлак фэр Хьюрик. Мой проводник. Тот «особый вход», к которому он меня привёл».
— Ну же, Леди Сэндри, — сказал он, его голос звучал очень близко к её узилищу. — Совсем недавно ты вела себя весьма живо.
Он слышал, как она плакала — вопила, как ребёнок в темноте.
— Скажи…
Она остановилась. Её голос сел до тихого хрипа. Она прочистила своё осипшее горло, и попробовала снова:
— Моя кузина знает об этом?
— Зачем мне беспокоить её подробностями? — спросил он. — Твоя имперская кузина ценит дела, а не обещания. Как только ты подпишешь брачный контракт — со всеми ограничениями, которых требует жена-маг, конечно же, чтобы ты никогда не смогла обернуть свою силу против меня, — я приму поздравления Её Имперского Величества, а также её хвалу моей дерзости.
Его самодовольный ответ разъярил не испуганного ребёнка, но любимую племянницу Ведриса Эмеланского.
— Червивый, гнойный, дерьмоногий, проклятый, трусливый павао! — прорычала она, снова собирая свою силу, и ощущая, как та утекает прочь. — Изгаженный летучими мышами дерьмосос, незаконнорожденный, низкий, трусливый как! Нализ! Амдэйн!
— Такие ласковые прозвища, — ответил он. — Ты придумаешь другие, получше, когда мы поженимся. Как только ты поставишь на контракт свою подпись, а также свой поцелуй, для верности отмеченный кровью, я даже позволю моему дяде вернуть тебе власть над твоей магией. Но только потом, конечно. Только после того, как ты поймёшь, что если хоть раз мне начнёшь перечить, я обращу тебя брачные заклинания, пока ты не станешь ползком молить о моём прощении. Наморнцы знают, как обращаться с жёнами-магами.
— Если ты думаешь, что моя кузина тебя поздравит за моё похищение в её собственном дворце, значит ты её не знаешь, — парировала Сэндри. — Она освободит меня от твоего драгоценного контракта, и от твоего драгоценного дяди!
— Нет, если хочет, чтобы твоё богатство осталось в Наморне, а она ведь хочет, — напомнил Фин. — И мой дядя — глава всенаморнского Сообщества Магов. Я думаю, даже Её Имперскому Величеству придётся проглотить любую обиду на меня, когда у меня за спиной будет поддержка магов а также твоё богатство. Что?
Он ответил на вопрос кого-то, кто был вне ловушки Сэндри.
— Нет, с ней ничего не случится. Мне нужно появиться на балу, чтобы никто не поверил, что я причастен к её исчезновению.
Звук его голоса приблизился к её темнице.
— Не беспокойся, моя дорогая, — сказал он ей. — Позже ты сможешь написать своим друзьям письмо из гнёздышка, где мы будем проводить наш медовый месяц. Ох… если надеешься на
Не смотря на стах, Сэндри сглотнула. «Шан и Берэнин? Да она ему в матери годится!»
Фин продолжил:
— Она за ним наблюдает. Уже два дня она в точности знает, где он находится, когда его нет рядом с ней. Бедный Кэн так раззадорился, думая, что она избавится от Шана и снова обратится к нему. А вместо этого она крепко вцепилась в Шана. Это показывает, насколько сильно она хочет оставить тебя здесь — обычно она просто прогоняет девушку со двора.
— Ты отвратителен, — прохрипела Сэндри. — Придумываешь такую грязную ложь о людях.
— О, я тебя расстроил, разрушил твои маленькие, красивые мечты. Если можно, пожалуйста, привыкай к нашему браку, — парировал Фин. — Как только ты дашь мне наследника, я с радостью предоставлю тебя самой себе. До скорого, моя дорогая.
И он ушёл. Без ненависти к Фину страх перед темнотой снова затопил её. Сэндри кричала до хрипоты. Потеряв голос, она осела и начала снова и снова бить ногами в стену своей тюрьмы, пока её спину не покрыли ссадины, а колени и щиколотки на запылали. Лишь потеряв возможности бить ногами, она свернулась в комок, содрогаясь. На какое-то время тьма полностью её поглотила.
В себя её привёл стук чьих-то ног снаружи. Похоже, помощники Фина устроились неподалёку, чтобы поиграть в карты. По странному стечению обстоятельств, их голоса дали разуму Сэндри зацепку. Она не была совершенно потеряна, пока она слышала, как неотёсанные мужчины ругаются на ставки и карты друг друга.
«Кто я, без магии?» — вяло спросила она, заставив себя сесть прямо. «Просто фигура на доске, как и говорил Жэгорз. Просто красивая… Жэгорз. Даджа. Браяр, Трис».
«Подожди. Подожди. Во мне же есть частицы магии Браяра, ещё с детства. И магии Трис и Даджи. Я спряла нас в одну магию, но потом пришлось снова расплести нас в четырёх разных человек. Однако, мы сохранили немного силы друг друга, и можем видеть магию, и слышать разговоры. Вокруг меня только заклинания для магии нитей, а не для зелёной магии, магии металла или погоды».
Трудно было игнорировать свой страх и вполне реальную боль. Сначала ей пришлось оторвать от своего шёлкового платья куски, чтобы перевязать кровоточащие руки и ноги. Боль в голове тоже было трудно игнорировать. Сэндри каким-то образом заставила себя обратиться внутрь, выкинув осознание темноты из головы. Она даже заставила себя забыть голоса снаружи её ловушки. Она медленно погрузилась внутрь себя, в сосредоточение своей силы.
Она была шокирована, обнаружив там полный беспорядок. «Когда я последний раз тут прибиралась»? — гадала она, видя беспорядочно переплетённые нити и связи там, где она привыкла видеть веретено с пылающей нитью. «Ох, кошачья пакость — да с тех пор, как мы достигли Данкруана, я думаю. Никогда я не была такой неряхой», — подумала она, тыкая спутавшиеся нити. «Не следовало мне отвлекаться настолько, чтобы забыть об уборке. По крайней мере, здесь я могу видеть свет».