Ворчливая моя совесть
Шрифт:
— Нет! — ответил он без малейшей паузы, словно мяч отбросил.
Марья Антоновна смутилась. И Бронников смутился.
— Чего домой не идете? Поздно…
Она подергала углом рта.
— А чего я там не видела? Здесь-то я не одна, — и снова показала на молчаливо обступившие ее вьющиеся стебли. В густой лапчатой листве зелеными зверьками прятались огурцы. На кончиках некоторых из них отцветала младенческая желтизна…
…Дома Бронников сделал себе бутерброд с салом. Прислушался. Вертолет! Пил чай, посматривая на часы. Высчитывал. Вот Бондарь спрыгнул с приземлившегося вертолета, вот идет, идет… Приближается к поселку. Одну улицу миновал, свернул
— Да!
— Не спишь? А я дверь отпираю — слышу: телефон. Покуда добежал, ты уже трубку положил.
— Откуда ты взял, что это звонил я?
Бондарь молчал. И Бронников молчал.
— Ну, что там, на совещании твоем? — спросил Бронников.
— Да всего понемногу. Хорошо прошло. С размахом даже. Кинохроника снимала. Встреча одна была смешная. Не знаю, рассказать тебе, нет? Расскажу…
Бронников не торопил, ждал.
— Томилкин в перерыве подошел, — пауза, — знаешь его?
— Этот… При Эдуарде Илларионовиче?..
— Вот-вот! При… Не наскучило, говорит, тебе в парторганах значиться? Другого изберут — куда подашься? Еще не думал, отвечаю. При взаимном уважении, говорит, может выскочить интересный вариант. Как раз для тебя. После, говорит, твоего нынешнего поста как раз к лицу тебе будет. Куда же это? А на место, говорит, Бронникова. Спасибо!..
Едва сдержав вздох — Бондарь в телефонной трубке этот вздох обязательно бы засек, — Бронников стал есть бутерброд с салом. Бондарь молчал.
— Гловачек звонил! — вспомнил Бронников.
— Ну?! — обрадовался Бондарь. — Великий Гловачек?!
— Грозился нагрянуть… Да, ты не забыл? Утром в «Олешки»! Ну, спокойной ночи! — Бронников положил трубку. Медленно доедая бутерброд, он долгим напряженным взглядом уставился в белое окно, в прошлое.
…Несколько лет уже бродил он после института по Сибири. Три или четыре бутылочки с нефтью в чемодане с собой перевозил с места на место. Базовый уже среди редкого леса и тундры вырос рядом с первой буровой. Он уже и думать забыл об однокурснике Лепехине, как вдруг встретил его в Тюмени, в коридоре какого-то главка. Ну, бросился, естественно. «Эдик! Дружище! Рад видеть!..» Тот то же самое, так и просиял. «Я в Заполярье, начальник НРЭ, — хвалился Бронников. — Ищу, брат!» — «А я, знаешь, здесь пока… — мялся Лепехин. — Преподаю, консультирую…» — «Брось, что ты?! Ты же на геолога учился! На нефтяника! Едем ко мне! Устроим, жилье дадим! По тундре пошастаешь, по болотам, на буровых поторчишь! Послушай, хочешь — каротажем заниматься будешь! Несколько автолабораторий, небольшой штат специалистов!..» — «Да, да… Это, очевидно, интересно. Меня давно в ваши края зовут. Обещал подумать».
Еще с полгода прошло. Вот так же, как три дня назад, заговорила рация. Женский голос предупредил, что сейчас с ним будет говорить новый руководитель. «Очень хорошо! Давайте!» Бронников уже слышал — новое лицо по кусту экспедиций орудует, недавно назначенное. Интересно… Снова женский голос: «Товарищ Бронников? Передаю микрофон Эдуарду Илларионовичу!» И тут же мужской, энергичный, чем-то знакомый голос: «Николай Иванович? Приветствую! Значит, такое дело — согласно пересланной вами сводке за первую половину третьего квартала, возникает…» — «Одну
Сейчас, полгода спустя, ощущая исподволь усиливающееся давление жестокой, безжалостной хитрости, расчетливой, пустопорожней деловитости этого человека, Бронников был ему чуть ли не благодарен. Приятно ощутить вдруг свои мышцы, напрягшиеся в только им двоим и ведомой схватке. Хотя нет… Не двоим… Мир, в любом своем сечении, так или иначе, но раскалывается на два лагеря. И чем яростнее бой, тем необходимее делать выбор — по ту сторону ты или по эту. Бронников надеялся, чувствовал — он не один. Знал — не один и Лепехин.
Вертолет опаздывал. Вертолеты ведь всегда опаздывают… Узнав по номеру машину Бронникова, многие, торопившиеся мимо и пешие, и конные, то есть оседлавшие точно такие же «уазики» с брезентовым верхом, — останавливались, радуясь неожиданной удаче, подбегали.
— Николай Иванович! Привет! Я… О, и товарищ Бондарь здесь!..
— Николай Иваныч, доброе утро! Мне… Ба! И парторг тут же!..
Вот и решали Бронников с Бондарем вопросы, коротая время. И геологи собрались вокруг «уазика», и снабженцы, и транспортники, и, разумеется, начальник отдела спецприменения авиации явился, краснолицый — вечно на ветру, на воздухе, вечно обдуваемый авиавинтами, — Ковылев. Присутствие начальства положительно сказывалось на его инициативе. То и дело отлучался Ковылев минуты на две, и немедленно — будто черт из табакерки — появлялся откуда-то увалень плотник, принимавшийся стесывать топором на бревенчатой посадочной платформе острые щепки.
— Дал такое указание, — объяснял Ковылев, — а то как бы резину на вертолете не попортило!
Выползал из некоего укрытия автополивальщик. Медлительно рисуя замысловатые восьмерки, орошал подсохший уже на июньском солнышке песчаный пляжик поселкового аэродрома.
— Дал указание песок прибить, — объяснял Ковылев, — а то он пыль создает, а она на лопатки вертолетных двигателей садится. Срабатываются лопатки…
Оттолкнув Ковылева, в дверцу заглянул распаренный начальник ОТИЗ.
— Николай Иванович! Фуу-у… Думал, улетели. Подпиши, пожалуйста!
Прибежала с двумя длинными газетными свертками Марья Антоновна. Из свертков торчали поросячьи хвостики огурцов.
— Фу-у-ууу!.. Думала, улетели уже. Вчера не хотела рвать, с утречка решила, чтоб свеженькие были. Вот этот, побольше, в «Олешки». Дмитрий Алексеевич, отдайте, значит, подшефным, ну, и скажите, что положено. Мол, огурцами делимся, а первенства не отдадим! Так, что ли?
Бондарь со смехом принял сверток, положил его себе на колени, где лежала уже та самая красная папка, бронниковская, пообещал все сделать, и передаст, и скажет.
— А этот на Подбазу. Там ребятишек немного, так туда и витаминчиков поменьше. Да! Все спросить забываю! Николай Иванович, Дмитрий Алексеевич! А как там дела на Сто семнадцатой? Мы же с Аленой на соревнование их вызвали, помните?
Бондарь снова не удержался от смеха.
— Готовьте огурцы, Марья Антоновна! — сказал он. — Газопроявления на Сто семнадцатой! Газ!
— Газ?! Так ведь они дальше бурят! Не остановились же! Ложная тревога, говорят. Шапка! — она ожидающе посмотрела на Бронникова.