Ворчливая моя совесть
Шрифт:
— Не дай бог — встречная! — думал вслух Жора, не глядя на собеседника. — Не разъедемся — узко. А до кармана, до тупичка то есть, — еще ползти и ползти. Ничего, мы с грузом — придется встречному задним ходом шмалять.
— А если и он с грузом?
— Так ведь у нас две машины!
— А если и встречных две?
— Так ведь нас четверо!
…Она остановила Бронникова почти в тот момент, когда он уже собрался уезжать.
— Николай Иванович! Николай Иванович! — подбежала и, часто дыша, протянула заявление. — Вот… На Сто семнадцатую прошусь, помощником повара. Зоя там
Прищурясь, Бронников всмотрелся в ее бледное, решительное лицо. Красивой будет… Лет через пять. Губы розовые, детские.
— Кто у вас на Сто семнадцатой? Только без обмана!
Она залилась краской.
— Никого! — и тут же, поняв, что он этому все равно не поверит, добавила: — Знакомый… Еще по Москве. Но он даже не знает, что я здесь. И в командировке он сейчас.
— Фомичев?! — удивленно воскликнул Бронников. — Вот как!.. Да, он в командировке. Но… Что-то задерживается. — С неожиданным беспокойством, даже с ощущением вины он вспомнил ночной спор с ним, с Фомичевым. Но некогда было сейчас размышлять об этом. — Не дал ли он тягу, ваш Фомичев?.. В столицу… К себе… А?
— Выбирайте выражения! — вспыхнула она. — Фомичев… Он… Он — никогда!.. Он…
Это его убедило больше, чем заявление.
— Гм… Значит, считаешь — вернется? Тогда… Где твои вещи? Мини-миди-макси? Чемодан в смысле…
— Чемодан? — поморгала она длинными ресницами. — В Базовом, в общежитии. А что?
— Садись во вторую машину!
— Может, лучше ко мне — в первую? — выглянул из кабины ухмыляющийся Жора. — А вы — к Бену. Там вам, Николай Иванович, спокойней будет, не так опасно.
…Следя за машиной Жоры, стараясь не пропустить ни единого его маневра, следя за вспышками красного стоп-сигнала на корме командорского «КрАЗа», Бен в это же время нет-нет да и поглядывал искоса на свою соседку. Какая она красивая! Какая… Что это размигался Жора? Что обозначают эти бесконечные вспышки стоп-сигнала? Участок вроде прямой, встречного транспорта не видно… «А-а-а, — догадался он внезапно, — это Жора мне намек дает. Не теряй, мол, золотого времени, действуй! Легко намекать, — вздохнул Бен, — а как действовать-то? С чего начинать?»
— Вы в каком месяце родились? — спросил он, не поворачивая головы.
Она не ждала вопроса, не поняла сразу.
— Скоро восемнадцать.
— Нет, я спрашиваю в каком месяце?
— В этом. В июне. Семнадцатого…
— А у меня гороскоп есть, хочете — погадаю? Из польского журнала, индейцы придумали. Согласно разных деревьев.
— Гороскоп?.. Н-не знаю… — бросив на него удивленный взгляд, она пожала плечами.
Чуть приподнявшись, Бен вытащил из заднего кармана брюк несколько спрессовавшихся страничек с едва разборчивым машинописным текстом.
— Так, — начал он, бросая взгляд то на дорогу, то на гороскоп, — июнь, значит? Получается, что вы — ясень. Вы любима всеми. Порывиста. Намеченные цели достигаете легко, если же что-то не выходит — отказываетесь от этого, отодвигаете на второй план. Вы честолюбивая, даровитая, остроумная! — Бен быстро взглянул на нее — довольна ли? Он
Она застенчиво рассмеялась:
— Ну что ж… Кое-что верно. Но кое с чем я все-таки не согласна.
— С чем? — бросил он быстрый взгляд.
— Ну, что… Если у меня что-то не выходит, то я будто бы отодвигаю это на второй план. Это не так. Я никогда перед трудностями не отступаю и всегда своего добиваюсь.
Бен снова посмотрел. С изумлением и восхищением. Без малейшего сомнения в ее правоте.
— Так ведь они не знали, — произнес он извиняющимся тоном, — индейцы эти. Из Польши…
— А вы в каком месяце родились?
— В августе. Четвертого августа.
— Ну, и какой у вас характер выходит?
Бен потупился. Насколько это позволяло ему управление «КрАЗом».
— Да ну… Совсем не похоже.
— Прочтите.
— Нет, я… Неудобно… Хочете — сами почитайте, — он протянул ей странички гороскопа.
— Ага! Вы, значит, кипарис! — отыскала девушка нужный параграф. — Дерево красивое, крепкое, мускулистое… — Она бросила на моментально приосанившегося Бена веселый, но изучающий взгляд. — Так… Дальше: в любых условиях спокоен, доволен, полон выдержки. Не любит одиночества. Суров с подчиненными, В любви несдержан и буен, — она снова бросила на него удивленный взгляд, — верен в дружбе.
Помолчали.
— Вот только про дружбу и правильно, — произнес жарко покрасневший Бен.
— Ну, а… а про… Про то, что суров с подчиненными? Похоже?
— Похоже, — кивнул он. — «КрАЗ» мой меня слушается. Вы извините — вопросик у меня. Вы местная? Сибирская?
— Сейчас — да. Уже три месяца. А раньше… москвичка.
— Ну?! — вскричал он, дергая ручку передач. — А мы с Жорой там были позавчера! В Москве! В Третьяковскую галерею летали! — И он стал оживленно рассказывать ей о своих впечатлениях. О том, что в третий раз они с Жорой ухитрились осмотреть картины бесплатно. Как? Очень просто — дошли до конца и двинулись обратно, навстречу потоку. И было такое чувство, точно они с Жорой в Третьяковской галерее одни, вдвоем то есть. Потому что никто, кроме них, от конца к началу пойти не догадался.
— Разговорился Бен, — всматриваясь в зеркальце, довольно произнес Жора, — психологическую атаку делает. Ишь — смеется повариха, ликует. Ну — все! Только бы про баранку не позабыл.
«Не на ту напал твой Бен, — усмехнулся Бронников, — тут, брат Капелюх, надежд на успех у твоего дружка — с гулькин нос. Глаза мне за Фомичева своего чуть не выцарапала. «Выбирайте выражения!»
Он снова ощутил беспокойство. «Черт, несколько бесцеремонно я с ним… Если догадается, что для отвода глаз я эту командировку придумал… Горяч парень, может удила закусить. Кажется, правильно возражал Бондарь. Ну, да авось не догадается Фомичев, авось обойдется…»