Ворон
Шрифт:
— Уххх! — издала оглушительный вздох кикимора, и склонилась над его лицом. — Только поживее, а то — у меня в желудке урчит!
И вот что рассказал Альфонсо:
— В давние, давние годы то было…
Над лесными долинами поднимались холмы, и на склоне одного из них, стояла маленькая светлая деревушка, где жила прекрасная девушка, именем Алия. Только одинокий, раскидистый клен был выше ее дома. Этот клен, по осени ронял чудесные листопады, а зимой стоял черный и бесприютный — тогда Алия вешала на его ветви, вышитые ею платочки,
В том же селении жил юноша именем Амид, который был влюблен в Алию. Только вот девушка, словно не замечала его ухаживаний, много времени проводила возле клена; и вскоре так подружилась с воронами, что они стали у нее совсем ручными. Ну, а Амид, издали любовался на Алию, и тихо лил в нежном своем сердце слезы…
Пришла зима, а, вместе с нею — беда — орки. Люди едва успели в лес отойти; а поселение их уж захватили эти создания мрака. Они, видно, решили обосноваться там надолго — стали пировать в крестьянских домах.
Жители той деревни, в лесах, встретились с иными людьми, селения которых тоже попали к орками — все вместе вырыли землянки, и… стали голодать.
Получилось так, что Алия и Амид поселились в соседних землянках, и юноша мог видеть возлюбленную свою — только она его по прежнему не замечала ибо все силы ее уходили на уход за больной матерью…
Ах — как же тосковал, как же терзался этой неразделенной любовью Амид! Он не замечал голода, и никакие тяготы не значили ничего пред муками сердца.
В один из тех, зимних дней решил он, что для того, чтобы привлечь внимание прекрасной Алии надо прославить свое имя. Вместе с друзьями своими создал он отряд, и, вместе нападали они на караваны орочьи, отбивали у них еду, а обезглавленные трупы оставляли на дорогах, что приводило вражьих командиров в ярость. За голову Амида была назначена большая награда, однако, если кто из орков и видел эту голову, то лишь в последнее мгновенье жизни. Постепенно все новые люди входили в отряд Амида — и общими усильями, не потеряв почти ни одного человека, разгромили они большой отряд орков и волколаков, который направлен был в лес на их поиски.
Амида уже чтили, как героя народного; часто спрашивали, когда поднимется восстание, чтобы вымести орков с земли родной, на что он, набравшись за это время рассудительности, так отвечал:
— Быть может, по весне, когда земля войдет в великую силу — тогда и орки с их каменными сердцами ослабеют…
Бесстрашному в битве герою, не малых трудов стоило робко постучаться в землянку к Алии, которую он лишь несколько раз, да мельком видел за последнее время. А она вышла к нему, совсем худенькая, бледная, и глаза ее, точно потускнели, выцвели от бессчетных пролитых слез.
— Что… — только начал вопрос Амид, а Алия уже отвечала ему:
— Матушка умерла.
Тут юноша, чувствуя боль возлюбленной, заплакал — как сестру обнял, и она, одинокая, прильнула к нему, как к брату, и так стояли они среди стужи, чувствуя великую нежность друг к другу. И тогда же молвил шепотом Амид:
— Нет, нет — ты, такая прекрасная, такая светлая — ты никогда не будешь одинока. Ты, конечно, помнишь, клен который цвел над твоим домиком. Помнишь гнездо воронов?.. А я видел недавно, издалека правда, нашу деревню. Так вот — клен стоит по прежнему, хотя нижняя часть его ствола изрублена и обожжена. Обгорели и нижние ветви, но верхние, на которых… Так вот — я принесу гнездо с любимыми твоими птицами — клянусь — чего бы мне не стоило — принесу. А, когда наступит весна, мы вернем его на место; и заживем по прежнему…
И тогда, нежно и страстно поцеловала его в губы Алия; и не ведали они, что этому поцелую суждено стать последним…
На следующий день выдался сильный мороз, да, к тому же сильно мело — орки сидели в избах — поедали крестьянские запасы; волколаки — глодали в амбарах кости домашних животных…
В одиночестве, среди высоченных сугробов, пополз Амид к родному холму, а метель была так сильна, что в десяти шагах уж ничего не было видно…Он уже подползал к клену, как чуткие его уши уловили шаги. Он выхватил клинок, да тут увидел, что идет человек со связкой хвороста. Тогда Амид узнал одного из жителей деревенских — молчуна Прота, которого почитали все за погибшего. Всех людей любил Амид — сердце то его не знало ни корысти, ни предательства — он то и верил, что единственные враги орки — а все люди, конечно, как братья.
Окрикнул он тогда Прота — тот сначала испугался, выронил даже хворост, потом вымолвил, хрипловатым своим, испитым голосом:
— А — это ты, Амид. Слышал, слышал про тебя…
— Что же тут делаешь, Прот? Пойдем со мною — станешь воином.
— А я бы давно пришел, если бы только дорогу знал. Скажи мне дорогу — я и приду. Скажи немедля!
Тут, что-то такое промелькнуло в его голосе, что даже Амид почувствовал недоверие, но тут ему стало на себя стыдно, и он, обняв за плечи Прота, молвил:
— Вот исполню одно дело, тогда вместе и пойдем.
— Позволь мне только к дому сбегать — взять кое-что из пожитков!..
Так они и разошлись. Амид вспоминал прекрасный лик Алии, и мечтал о предстоящей встречи. А Лик Прота, кривился еще пострашнее орочьего — казалось, его распирали изнутри золотые, которыми должны были одарить его хозяева за выдачу Амида…
Юноша добрался до клена. Как же был изрублен ятаганами, обожжен ствол его! Нижние ветви сгорели, ну а на верхних, едва виделось за метелью воронье гнездо. Он обхватил ствол, несколькими могучими рывками добрался до первых из уцелевших ветвей, а дальше все пошло значительно легче.
Когда он склонился над гнездом, горестный стон из него вырвался — в гнезде лежали три вороненка, и все трое, уже побелели от снега — видно, их матушка погибла, когда добывала для них еду. Провел Амид рукою по холодным их телам; а по щекам его покатились слезы:
— Простите, простите, что не пришел к вам раньше!
И тут он почувствовал, что один вороненок слабо шевельнулся — сразу подхватил это маленькое тельце Амид, поднес к губам, стал согревать дыханьем — тут почувствовал, как слабо, слабо — словно первый, робкий солнечный лучик, забилось его сердечко.