Воронцов

Удовик Вячеслав Афанасьевич

Какие только отрицательные качества не приписывают исследователи М. С. Воронцову. Он — сатрап, карьерист, лицемер, доносчик, хитрец, циник и т. д., и т. д. Вызывает удивление, что даже самые серьезные, самые знающие и опытные литературоведы, как только начинают писать об отношениях между Пушкиным и Воронцовым, так сразу забывают о требованиях научного подхода, о необходимости подтверждать свои выводы ссылками на факты и документы. Не заботясь о достоверности и доказательствах, они, словно соревнуясь друг с другом, придумывают новые и новые обвинения в адрес «врага» Пушкина. Но так как примеров низости Воронцова не существовало и невозможно обнаружить

факты, подтверждающие, что он был врагом и гонителем Пушкина, то их приходилось изобретать. Создается впечатление, что исследователи видят в Воронцове не только врага Пушкина, но и своего личного врага. А в борьбе с врагами, как известно, все средства хороши.

Глава XVI

НЕ ВРАГ И НЕ ГОНИТЕЛЬ ПУШКИНА

(Продолжение)

В мае 1824 года основной заботой М. С. Воронцова стала борьба с нашествием саранчи на поля Причерноморья. По его приказу группа чиновников отправилась в уезды, чтобы помочь осуществлению намеченных мер. В нее был включен и Пушкин. В предписании генерал-губернатора от 22 мая говорилось, что поэту предстояло проверить результаты борьбы с саранчой в трех уездах Херсонской губернии. Командировка должна была продлиться месяц.

Конечно, М. С. Воронцов мог бы и не посылать Пушкина в эту командировку. Но он, по-видимому, посчитал, что она положительно скажется на его дальнейшей судьбе, например, на определении места, куда он может быть переведен из Одессы.

За несколько дней до решения направить Пушкина на саранчу М. С. Воронцов получил рескрипт Александра I от 2 мая, в котором говорилось: «Я имею сведение, что в Одессу стекаются из разных мест и особенно из польских губерний и даже из военно-служащих, без позволения своего начальства, многие такие лица, кои с намерением или по своему легкомыслию занимаются лишь одними неосновательными и противными толками, могущими иметь на слабые умы вредное влияние»’. Месячное отсутствие Пушкина в Одессе обезопасило бы его от общения с этими неблагонадежными, по мнению Петербурга, да и по мнению Михаила Семеновича, лицами и появления новых неблагоприятных отзывов о нем. Возможно, что и это соображение побудило генерал-губернатора, отослать на время Пушкина из Одессы.

В своих воспоминаниях И. П. Липранди пишет, что в последний период жизни в Одессе Пушкин сочинил немало эпиграмм. «Эпиграммы эти касались многих и из канцелярии графа <…> Стихи его на некоторых дам, бывших на бале у графа, своим содержанием раздражили всех. Начались сплетни, интриги, которые еще более раздражали Пушкина»2.

М. С. Воронцов знал об этих эпиграммах. Месячное отсутствие Пушкина в Одессе могло охладить пыл его противников. Можно предположить, что Михаил Семенович учитывал и это.

Пушкин решил не подчиняться распоряжению генерал-губернатора. Сохранились две редакции черновика письма поэта к доброжелательно относившемуся к нему А. И. Казначееву. Оба черновика написаны 22 мая.

«Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, — пишет Пушкин, — не знаю [каким], в праве ли отозваться на предписание е.<го> с.<иятельства>.» Поэт говорит далее, что чувствует свою совершенную неспособность к службе. Он, мол, входит в эти подробности потому, что дорожит мнением графа Воронцова, «как и всякого честного Человека».

«Повторяю здесь то, — продолжает он, — что уже [честь имел говорить] сказал самому графу М.<ихаилу> С.<еменовичу> если бы я хотел служить, то никогда бы не выбрал себе другого начальника, кроме е.<го> с.<иятельства>

Чувствую, что в сем [письме] довольно [много] чтоб меня уни<что>жить если граф прикажет подать мне в отставку — я готов; но хотя с сожалением чувствуя, что переменив свою должность — я много потеряю и ничего не надеюсь выиграть»3.

Многие исследователи, обращаясь к этому письму, опускают то место, где Пушкин положительно отзывается о М. С. Воронцове, называя его наилучшим начальником. Другие, приведя эти слова, не придают им никакого значения. А между тем упоминание Пушкина о его разговоре с Воронцовым, во время которого он уверил графа, что тот был бы для него наилучшим начальником, если бы он вздумал служить, является как бы итоговым свидетельством доброжелательных отношений между поэтом и генерал-губернатором с июля 1823 по май 1824 года.

Пушкин, наблюдая за отношениями между Воронцовым и чиновниками его канцелярии, пришел к выводу, что генерал-губернатор являлся не обычным начальником, а наилучшим из возможных начальников для своих подчиненных. Впрочем, и для него Михаил Семенович оказался наилучшим начальником, предоставив полную свободу и не требуя выполнения служебных обязанностей. Поэтому Пушкину и не хотелось менять свое положение. Он был бы рад, если бы граф не предложил ему идти в отставку из-за его отказа ехать в командировку.

На этом же черновике письма А. И. Казначееву Пушкин впервые после пятимесячного перерыва рисует портрет Е. К. Воронцовой. Писал о своей неспособности служить, а сам думал о Елизавете Ксаверьевне, о том, что из-за командировки не сможет видеть графиню. Думал и рисовал знакомый профиль. Видимо, посчитал первый портрет неудачным, зачеркнул и нарисовал рядом другой. На этом же листе есть изображение графини почти в рост и еще два наброска.

По всей видимости, не только неспособность составления деловых бумаг, но и увлечение Е. К. Воронцовой стало причиной отказа Пушкина отправиться на борьбу с саранчой. Но он, естественно, написать об этой причине не мог.

По мнению некоторых исследователей, Пушкин увлекся Е. К. Воронцовой вскоре после ее приезда в Одессу, то есть еще в 1823 году. Другие относят начало увлечения к январю-февралю 1824 года. Но ни первые, ни вторые не приводят убедительных доказательств в подтверждение своих предположений. С сентября по декабрь 1823 года Пушкин нарисовал 17 портретов Е. К. Воронцовой, а с января до середины мая 1824 года на страницах его рукописей не появилось ни одного изображения графини. Почему? Видимо потому, что интерес поэта к Елизавете Ксаверьевне в сентябре-декабре 1823 года не перерос в увлечение. За интересом последовали почти пять месяцев безразличия. И только в середине мая 1824 года своенравное сердце поэта тронуло более серьезное, чем любопытство, чувство.

П. П. Вяземский, слышавший рассказы матери об отношениях между Пушкиным и Воронцовой, писал, что поэт увидел в этой командировке «паче всего одурачение ловеласа, подготовившего свое торжество»4. Известно, как обычно бурно начинался у Пушкина каждый новый роман. И теперь, увлекшись графиней, он действительно мог посчитать решение графа послать его в командировку попыткой одурачить его.

Считается, что доброжелатели уговорили Пушкина подчиниться распоряжению генерал-губернатора. На следующий день, 23 мая, поэт расписался в получении 400 рублей «на прогоны» и покинул Одессу. Как уже говорилось, командировка была рассчитана на месяц. Однако через пять дней, так и не приступив к выполнению задания, Пушкин вернулся в город.