Воронье сердце. Отбор по принуждению
Шрифт:
Я задрожала, когда Рэнимор приблизился еще сильнее.
— Я понабрался ума за эти годы, — зашептал он почти в ухо. — Мне же, все-таки, придется править. Пусть и против воли.
И тут я прозрела. Страх вернулся: куда более мощный и удушающий, чем ранее. Затмил взор, перекрыв его чернотой: лишь яркие пятна маглюмовых люстр прорывали ее, как ночные фонари. Что я творю? Почему позволяю Рэнимору себя обнимать? Зачем танцую с ним?!
— Не позволяйте себе слишком многое! — рявкнула я и резким движением оттолкнула принца.
Рэнимор послушно отступил, но каяться явно не собирался. Лишь размял плечи и заулыбался:
— Наврала
— Так вы меня проверяли?! — возмутилась я. Жар полоснул щеки, и пришлось закрыть лицо руками.
— Совсем немного, — Рэнимор виновато улыбнулся. — Прости. Филлагория никогда не целовала слабых. Вывод один: у тебя родовой блок. К тому же, мне сказали сегодня, что твоя мать была сильна в магии.
— Да бросьте, — я махнула рукой. — Кому нужно было на нас блок водружать? Мы никогда никому не мешали. Просто отец у меня пустой, вот и родилась я слабой. Да и мать после того, как забеременела, почти утратила магию.
— Не обязательно кому-то мешать, Лира, — высказался принц. — Есть более банальные, но не менее разрушительные вещи. Чужая зависть, злоба, желание насолить. В закон бумеранга никто не верит, да и он не всегда срабатывает, потому люди и пакостят друг другу, как хотят.
Я замолчала, кусая губы. Сколько раз я корила Филлагорию за то, что не дала мне сильного потока! На учебе я могла конкурировать, разве что, с пустышками, и путь в Академию Магии мне был заказан, хотя я очень хотела поступить. А вдруг Рэнимор прав, и дело вовсе не во мне?
— Так значит, вы можете подавлять чужую волю? — проговорила я, собравшись. — Хорошее умение для будущего правителя.
— Помнишь, как вы с Шанти одновременно подошли к окну? — Рэнимор посмотрел на меня из-за плеча и хитро усмехнулся. Открыл бар и достал оттуда пару бокалов и бутылку вина. — Знаешь, кто вас позвал? Да и сумел бы я пообщаться со всеми участницами, если бы не моя сила?
Рубиновое вино заискрилось в бокалах, дробя мерцающий свет маглюмов. По воздуху поплыл аромат лесных ягод с ноткой сосновой хвои.
— Вы что, — неожиданная догадка взорвала голову, — специально слили Ирис?!
— Глупости, Лира, — принц медленно подошел ко мне и осторожно усадил в кресло. — Я умею отличать свои желания от чужих. Поцелуй — это ее решение. Как и… наш с тобой танец пару минут назад.
— Что?!
— Сопротивлялся только твой разум, Лира, — Рэнимор присел на краешек дивана и протянул мне невесомый бокал с рубиновой жидкостью. — Твой разум и твоя воля. А сердце хотело танца. Иначе бы я не настаивал.
Заглянула в бокал — и вибрирующий маглюмовый свет потек жидким серебром по рубиновой глади.
— Во дворце — пить, — вспомнилась мне известная кабацкая песня, — на пиру — пить. С принцами. Точка. Пить?
Рэнимор с изумлением поднял взгляд. В сердце проснулось ликование: мне удалось его обескуражить! Пусть даже на секунду!
— Должен же я угостить мою гостью? — проговорил он отрешенно.
— Я предпочитаю мяско, — отрезала я. — Жареное. С лучком. И да: я вам не доверяю, принц Рэнимор. Вы каждую секунду меня испытываете и на чем-то ловите: хорошо, что на позорные болезни еще не проверили. Опоите вашим зельем ягодным, и, глядишь, выложу всю свою поднаготную.
— Это заманчиво, — Рэнимор подмигнул, — но я, как мне кажется, не последний подлец.
— И все же, — я отставила бокал, — простите. Я не могу вам верить. А пить из ваших рук — и подавно.
— Ладно, Лира, — принц напряженно поднялся и двинулся к двери. — Будет тебе мясо. Жареное. И с лучком.
Через пятнадцать минут передо мной появилась большая тарелка с тремя прожаренными телячьими отбивными в румяной яичной корочке. И с золотистым лучком: прямо как я заказывала. К мясу подали крошечные цветные помидорки, цельные маслины и листья салата под тонкими ниточками густого соуса. Что особенно порадовало, трапезу Рэнимор мне принес лично. Значит, парень совершенно без предрассудков и всепоглощающей королевской гордыни. Запоздалый ужин, впрочем, пришлось разделить с принцем: так много я никогда не ела и съесть бы не смогла. Да и воспоминания о гардеробной и выборе наряда не прибавляли аппетита: пусть Бруна и умела выглядеть, как истинная королева, дорасти до ее габаритов мне не хотелось.
Огромный зал обнаруживал четыре двери: в спальню принца, в его кабинет, в купальню и в гардеробную. Рэнимор заявил, что любезно уступает мне кровать, а сам переночует на диване в кабинете. Щепетильно и заботливо, будто дворцовая горничная, перестелил белье. Приволок из гардеробной длинную рубашку и предложил ее мне в качестве ночной сорочки. А когда Рэнимор едва слышно пожелал мне спокойной ночи и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, само по себе начало думаться, что он в меня влюбился. Но я быстро прогнала слащаво-сиропные мысли: вот еще! Ежу понятно: это очередное испытание. Только на что? И суждено ли мне его одолеть?
Эфирные масла королевских мыл и кремов расслабляли и вгоняли в экстаз одним своим запахом. Рубашка принца оказалась настолько нежной и мягкой, что я почти не ощущала ее на себе. А постель ни в какое сравнение не шла с теми, что приготовили для участниц отбора! В мягкой перине, похожей на облако, можно было утонуть. Невесомое одеяло грело, но не создавало тяжести, а атласное белье приятно скользило по телу.
Засыпая в абсолютной тишине, я подумала, что, пожалуй, стоит каждый день задерживаться в коридорах, дабы принц приводил меня в свои покои отсыпаться. Расскажи я кому из участниц это все — лопнули бы от зависти! Достаточно было и моей незапланированной победы по итогу четырех испытаний. Так нет: этой ночью я в покоях принца. Сплю в его кровати с переливающимся балдахином и кучей мягких подушек. В его постели и в его рубашке! А еще мы ужинали вместе, танцевали и едва не напились дорогого вина! Этого хватило бы, чтоб устранить с отбора добрую половину девушек…
Жаль, что мне это все не нужно. Ни знаки внимания, ни покровительство.
Жаль, что победы я желаю кому угодно, но только не себе.
Глава 29
Я шла по тонкой песчаной косе меж двух полноводных рек. Чуя скорую наживу, над головой кружили вороны. Влажный песок облеплял босые ступни, как медная броня. В прохладном воздухе дрожал запах листвы и утренней росы: только сейчас он казался зловещим и предрекающим беду. Тонкие осины с блеклой корой тянулись вверх по берегам: жадно, будто корабельные мачты. Словно свежей небесной голубизны в пятнах облаков могло не хватить на всех.