Вороний мыс
Шрифт:
— Из-за паршивой железки, Иван Трофимович, вы готовы человека со свету сжить, — в сердцах сказал Василий, оттирая тряпкой, смоченной в солярке, ржавчину на пиле. — Шваркнуть ее за борт, и все дело. Из-за чепуховины людей грызете.
— Люди эту чепуховину делали, а ты ее — за борт. Я, Василий, выше всего труд человеческий уважаю. В следующий раз такое замечу, из твоей зарплаты вычту!
— По какому же праву вы из моей зарплаты будете вычитать? — вскинулся Василий. — Я законы знаю. Трудовое право от корки до корки проштудировал. Ни копейки вам у меня не вывернуть. При социализме живу. Советский закон
Вечером, когда Ивашин и Бабичев, расстелив на полубаке брезент, улеглись спать на вольном воздухе, Василий вспомнил недавнюю стычку с капитаном.
— Завтра часов в пять поднимет… Правительство установило семичасовой рабочий день, а тут вкалываешь от темна до темна и никакой тебе благодарности. Еще грозят из зарплаты вычитать… Человек социалистического общества должен всесторонне развиваться, образование повышать, а тут часу лишнего не выкроишь, чтобы в учебник перед сессией заглянуть.
— Полагаются ведь отгулы за переработку.
— Полагаются. Только их у нашего кэпа ни за какие коврижки не получишь. Сам не гам и другим не дам. Копит товарищ Усик переработку для буренки.
— Для какой буренки?
— Обыкновенной, с хвостом и рогами. Соберет отгулы к покосу и ишачит по ильменям от зари до зари, корм запасает. В магазинах молока хоть залейся, а ему непременно требуется персональная буренка. Он же хозяйство развел, как у мелкопоместного дворянина… Корова, телок, два кабанчика, гуси, курей десятка два…
— А у вас есть кто-нибудь?
— Надумала мать весной козу покупать, но я так ее шуганул, что в один момент эта затея кончилась. Мы, говорю, в данный момент всем обществом в коммунизм шагаем. Ты что, туда и козу на веревке потащишь? Читала, говорю, какие кругом животноводческие комплексы строят на началах сплошной индустриализации?.. Обидно ей, видите, что у соседей хозяйства, а у нас по двору одна кошка гуляет. Неловко ей в магазине молоко покупать, бабы над ней подсмеиваются. Одним словом, отсталая психология. Этот рейс сплаваю и выбью у кэпа отгулы. Конечно, к сессии я еще с зимы подготовился, но сейчас полагается все повторить, методист советует.
Ивашин подумал, что методист советует правильно. Но если в путину Бабичев начнет следовать его советам, несознательная рыба скатится в море, и хозяйство останется без производителей.
Разбудило Игоря солнце. Багровый, каленого кирпича шар вылез из-за стены камышей и озорно ударил в лицо косыми яркими лучами. Игорь перевернулся на другой бок, но и там его настигло неугомонное солнце, брызнув в глаза отсветами в стеклах капитанской рубки. Сообразив, что никуда не денешься от ликующего во всю ширь пригожего утра, Ивашин сел и закурил сигарету, чтобы поскорее прогнать остатки сладкого сна на полубаке.
Иван Трофимович сдал вахту помощнику, обошел судно, потрогал буксир и уселся покурить рядом с Игорем.
— Сны, наверное, Василий досматривает, — сказал капитан, кивнув на Бабичева, просторно разметавшегося по брезенту. Матрос посапывал, чмокал губами и морщил лоб. Наверное, ему грезились голубые океанские просторы, шумные порты, коносаменты и тайм-чартеры. А может, он просто ссорился с Усиком, выбивая у него честно заработанные отгулы…
— К вечеру на тоне будем. Там быстро управимся,
Вглядевшись пристальнее в лицо Усика, Игорь сообразил, что капитан «Жереха» все-таки не стар. Кожу на его лице выдубили не прожитые годы, а работа на ветре, на солнце, на стуже, на воде.
— Не люблю я этих самых случаев, — говорил Иван Трофимович, потягивая сигарету и оглядывая широкую реку глазами, в которых снова стыло успокоенное и сонное выражение. — Я недомерком еще матросить начал. Отца в сорок пятом под Прагой убили, нас у матери четверо осталось, и я в двенадцать лет за старшего… Война в разное время для каждого кончилась. Один в День Победы отвоевался, а мне еще десятка полтора лет пришлось сражаться, пока всех на ноги не поставил. Время тогда было крутое, голодное. Эго теперь — получил зарплату, топай в магазин, и никаких тебе заботушек. Тогда своим хозяйством держались, да еще рекой. Добрая у нас река, хорошая. Прикипел я душой к ней сызмальства так, что бульдозером отсюда не сдвинешь. Сына тоже хочу речником сделать. Мал он еще, третий класс кончил, а у отца хитрая думка есть.
Ивашин слушал капитана и думал, что хитрой думкой Усик будет привязывать сына не только к реке, но и к гусям, боровкам и корове, что разгуливают у него по двору, огороженному наверняка прочным забором.
— Поднимать надо студента… Не толкнешь, до обеда продрыхнет. Спит так, будто на пожарника экзамен сдает… Отец его у нас капитанил, да восемь лет назад беда случилась, и погиб мужик. Мать пенсию получает. Справно живут, в чистых туфлях с малолетства ходить приучен. Не пошел парень по батьковой тропочке… Вставай, Василий! Пора приборку делать.
Пока матрос протирал глаза и потягивался, Усик дал указание по приборке, не забыв упомянуть и о ржавчине на якорной цепи, и о краске, содранной на борту при швартовке, и о лопнувшем причальном тросе, который надо было срастить.
— Слыхали? — сказал Василий, когда капитан ушел отдыхать. — За двое суток не управиться… Ладно, дома он на собственном хозяйстве спину дугой гнет. Но здесь-то зачем ему вытягиваться. Трос же новый можно со склада выписать. Будто наше государство жлоб, будто у него лишней бухты троса не найдется. Половине мира помогаем, а он на паршивой веревке экономию наводит… Знает же, что мне еще надо три предмета повторить, а наваливает и наваливает работу. Ему хоть воду толки, а чтобы без работы никто не сидел. Дождется, со своими замашками, что ему опять в прорези пролом устроят.
— Какой пролом?
— Вставили прошлую путину нашему кэпу фитиль, — засмеялся Василий. — До сих пор по исполнительному листу платит.
— За что же?
— Виноватого не нашли, и пришлось Усику, как материально ответственному лицу, собственными денежками отдуваться. Какой-то тип у груженой прорези борт потихоньку проломил. Пока мы прорезь буксировали, чуть не половина рыбы в пролом ушла. У нас народ крутой, его до крайности доводить нельзя, а наш кэп всюду нос сует. Браконьеры ему, например, не по нраву. И мне эти хапуги поперек горла. Но на такое дело есть же рыбная инспекция. Наш Иван Трофимович хочет быть святее папы римского.