Ворону не к лицу кимоно
Шрифт:
– Но ведь… – попыталась возразить Сиратама, но запнулась.
Молодой господин продолжал:
– Ты говоришь, что тебя растили в довольстве и достатке, но, если в обмен на роскошную жизнь ты упускаешь свое счастье, можно ли это назвать милостью? Если ты считаешь, что жить в роскоши, то есть получать все милости, и есть счастье, тогда у тебя нет права оплакивать этот выбор. Но если, напротив, ты утверждаешь, что несчастлива…
Молодой господин заглянул в глаза Сиратамы.
– Ты должна была действовать: жаловаться главе дома или матери, пытаться рассказать о своих мыслях,
Сиратама обмякла всем телом, то ли вздохнув, то ли всхлипнув.
– Госпожа Сиратама! – подняла крик Тя-но-хана, но молодой господин не ослабил хватку, словно добивая жертву.
– Спрашиваю тебя, госпожа Сиратама: готова ли ты стать моей супругой? Ты ничего не делала, не предпринимала никаких попыток, но добралась до этой точки. Это значит, неважно, была ты пассивной или нет, в этом твоя воля. Если ты пожелаешь, я возьму тебя в жены. Однако, даже если ты станешь моей супругой, я не буду лучше относиться к Северному дому. Это не соответствует планам главы твоего дома, но ты сможешь выполнить свой долг. Разве не этого ты желала?
– Прекратите! – Тя-но-хана со слезами бросилась к ногам молодого господина. – Пожалуйста, прошу вас! Это я вела себя глупо! Это я, Тя-но-хана, во всем виновата!
Белое лицо с правильными чертами холодно смотрело на Тя-но-хану.
– Разве не потому, что ты вот так потакаешь ей во всем, твоя госпожа научилась лишь умело уходить от ответственности?.. Ты сказала, что тебе больше не к кому прижаться. – Молодой господин уставился на Сиратаму. – Но ведь это не так. В твоем чреве…
Сиратама непонимающе посмотрела на него, и молодой господин удивленно воскликнул:
– Как, ты не заметила? Ребенок Кадзуми. Он уже такой большой, что избавиться от него не получится. Мне все равно, чиста ты или нет, но моей женой тебе теперь не стать. Поэтому, – продолжал он совершенно естественным тоном, – если все-таки хочешь стать супругой наследника, ты должна своими руками избавиться от родившегося ребенка, пока он в яйце.
В этот миг Сиратама, как пружина, выпрямилась, встала и воскликнула:
– Что вы такое говорите!
Она отвернулась, будто пряча свой живот, и злобно взглянула на молодого господина сверкающими глазами.
– Нет, ни за что! Я не могу потерять Кадзуми второй раз! Не выйду я за вас замуж! – Она почти кричала. – Я буду защищать это дитя! Ради него я сбегу куда угодно. Не приближайтесь ко мне!
Выкрикнув это, она внезапно сорвалась с места, но вдруг заметила, что глаза молодого господина, смотревшие прямо на нее, потеплели. Она тяжело дышала, ее грудь вздымалась, а взгляд бродил по комнате, но молодой господин улыбнулся ей.
– Наконец-то ты изволила сделать выбор самостоятельно! Что ж, вот тебе мой подарок, – продолжал он так ласково, будто до сих пор говорил не он.
– Подарок? – Сиратама даже не пыталась скрыть недоверие, но молодой господин кивнул.
– Входи!
Никто из находившихся в гостиной не понял, что он говорит и к кому обращается, но тут вслед за знакомым всем пажом в павильон Глициний вошел мужчина.
Он был одет в чистую красно-коричневую куртку и штаны, волосы были тщательно убраны. Мужчина казался выше молодого господина, худой, и, как только он увидел Сиратаму, из глаз его потекли слезы.
– Сиратама…
Он произнес это имя так, будто не мог сдержать чувства, и все разом посмотрели на дочь Северного дома. Сиратама застыла с широко раскрытыми глазами и ртом.
– Ка… – Наверное, ее голос, слабый, как дыхание, дошел только до слуха мужчины. – Кадзуми?
– Сиратама!
Не в силах больше терпеть, мужчина бросился к застывшей, как столб, Сиратаме и заключил ее в объятия. Он рыдал, а она гладила его по спине все с тем же растерянным взглядом, и вдруг из ее глаз капнула слезинка.
– Прости, что доставил тебе столько беспокойства. Но молодой господин изволил защитить меня…
– Кадзуми. Кадзуми, Кадзуми, Кадзуми! – повторяла Сиратама раз за разом. – Не может быть. Это не сон? Это правда ты?
– Да, да, это я, – кивал мужчина по имени Кадзуми.
Пока все, остолбенев, наблюдали за происходящим, Хамаю подошла к молодому господину и прошептала:
– Сиратама действительно беременна?
– Нет. Она ведь не делала того, от чего мог бы появиться ребенок, – спокойно ответил молодой господин. – Но она так металась, я и решил, что самое время напоследок чуть-чуть на нее надавить.
– Я так и подумала.
Хамаю, больше ни слова не сказав, отошла. Все остальные ничего не поняли. Особенно Тя-но-хана: она выпучила глаза так, что те чуть не выскакивали из глазниц, и с глупым лицом наблюдала, как ее госпожа обнимается с юношей из воронов-простолюдинов.
– Это… Что все это значит?! – зашептались придворные дамы, и молодой господин, бросив на них взгляд, беззвучно встал.
– Госпожа из Весеннего павильона!
При звуках его голоса все дамы мигом умолкли.
– Вы позволите?
После недолгого молчания занавес поспешно подняли. Асэби, растерявшаяся от происходивших событий, не сразу поняла, что означает это обращение, и недоуменно хлопала глазами.
– Да?
– Госпожа, идите к нему! – с напряженным лицом сказала поднявшая занавес Укоги.
Молодой господин встретился взглядом с оторопевшей Асэби, кивнул и указал:
– Выйдем в сад. Я давно хотел с тобой побеседовать.
Он повернулся к Асэби спиной и направился в сад, а Укоги, не говоря ни слова, заставила девушку встать. Под ее серьезным взглядом Асэби, сдерживая бьющееся в груди сердце, последовала за молодым господином.
– Вы хотели побеседовать?
Уже наступали сумерки. Темнеющее небо окрасилось в светлый пурпур, дул прохладный весенний ветер. Молодой господин, глядя на падающие с деревьев, кружащиеся под порывами ветра лепестки сакуры, не ответил на вопрос Асэби, но задумчиво заговорил: