Воровка
Шрифт:
Она резко рассмеялась.
– Не знаю, чувствовать облегчение… или же взять бабушку и немедленно уехать в Майами.
– Мне жаль, что они решили не рассказывать правду.
Марисоль направила на него палец.
– Не перевирай. Они заварили кашу, но ты поддержал ложь.
– Ты права.
Он не продолжил, и Сола снова скрестила руки на груди.
– Я жду. И я хочу знать всю правду, какой бы она ни была.
Судорожно пытаясь найти в бардаке, творившемся в голове, нужные слова, Эссейл не мог решить, что было хуже. Признаваться
Это требовало полной интеграции. Без возврата.
И он не был готов просить Марисоль об этом… потому что ее бабушку, самую главную ответственность Солы, преданную, богобоязненную католичку придется сбросить на повороте… либо увлечь в их мир.
А этого не случится. Даже если Марисоль сможет подстроиться под реальность, ее бабушка придерживалась традиций и четких установок, и ее Богу здесь не место.
Эссейл не посмеет разрушить жизнь этой замечательной женщины.
– У тебя еще одна минута, – заявила Марисоль, – а потом я беру ключи от машины…
– Я употреблял кокаин почти год, – Эссейл сделал глубокий вдох. – И под употреблением я имею в виду… я закидывался каждую ночь по несколько доз. Марисоль, я был конченым наркоманом. Я не горжусь собой, и да, я употреблял, даже когда был с тобой.
Она вскинула брови.
– Я не видела тебя с наркотиками.
– Стал бы я занюхивать дорожку у тебя на глазах. Я хотел, чтобы ты… по–прежнему хочу… считала меня достойной парой для себя. А подобное поведение не способствует имиджу.
– Ты… ты вкалывал внутривенно?
– Нет, я никогда не использовал иглы.
Она, казалось, испытала облегчение.
– Я… я знала, что ты продавал наркотики.
– Но ты не знала, что я был своим же клиентом. – Эссейл сосредоточился на ее носках, потому что боялся того, что может увидеть в ее взгляде. – Когда носишь модные шмотки и живешь в подобном доме, скрыть наркозависимость легче, чем наркоману, который живет в переулке в картонной коробке. Но реальность такова, что и я, и бездомный приходим к одному отвратному результату.
– Ты прошел детокс, – пробормотала она.
– Да. Три месяца назад я обратился в клинику за детоксикацией под присмотром медиков. К несчастью, мой… – он указал на голову, – мой мозг не справился. У меня были психозы.
– Почему твои кузены не сказали правду?
– Ты бы приехала, если бы узнала, что я умираю от сумасшествия? – Он хотел прикоснуться к Соле, но остался на месте, потому что не хотел давить на нее. – Мне очень жаль, что тебя обманули, и я уверен, что только благодаря тебе, тебе одной я смог выбраться из клиники. Но нельзя было
Марисоль открыла рот, но заговорила не сразу.
– Почему ты просто не рассказал мне?
– Я не мог нормально думать. И, что более важно… мне было стыдно. Наркозависимость – это ужасная, мерзкая болезнь, и я не хотел, чтобы ты знала, что я был настолько слаб, что уступил ей.
Сола посмотрела на потолок. Снова сфокусировалась на Эссейле.
– Значит, ты не умираешь.
– Нет, не умираю. Не больше, чем любой, кто живет и стареет. – Он покачал головой. – И, прошу, знай, что я сожалею. Искренне сожалею.
Прошло много времени, прежде чем она направилась в его сторону, и сначала Эссейл решил, что она собирается покинуть комнату, чтобы собрать вещи и взять бабушку. Но потом она остановилась перед ним.
Пальцем заставила его поднять подбородок и посмотрела ему в глаза, и Эссейл молился, чтобы она нашла в его взгляде то, что искала.
– Я рада, что у тебя все будет хорошо, – сказала Марисоль спустя долгую паузу.
Ты останешься? – хотел он спросить, когда его руки невесомо легли на ее бедра. Ты останешься со мной?
Он оставил вопросы при себе. Он слишком боялся слышать ответы.
Бог был таким странным.
Стоя перед Эссейлом, Сола подумала о том, что, наверное, стоило иначе выразиться, хотя фраза была к месту. В конце концов, она молилась на вечерней службе о подобной внезапной новости в череде плохих, надеялась на подобный невероятный исход.
Но вместо того, чтобы прыгать от восторга, она была в смятении и чувствовала себя преданной. Часть ее твердила, что нужно снять корону и понять логику Эссейла и его кузенов. Но другая половина считала, что ей манипулировали.
– Ненавижу, что ты поставил меня в такое положение.
Он кивнул.
– Я тоже ненавижу себя.
– Похоже, мне стоит вернуться домой.
– Твой дом не в Майами, и ты это знаешь.
– Но и не в Колдвелле, – парировала она. – Я прожила здесь десять лет, и знаешь что? Все они были отстойными. А это многое говорит, если сравнить с предыдущим десятилетием.
– Твой дом – это твоя бабушка. Твой дом там, где она.
Будь ты проклят, подумала Сола. За то, что так хорошо меня знаешь.
– Марисоль, я отошел от дел. Я также свободен, как и ты. И я бы хотел начать новую главу… где угодно. Майами, Колдвелл, другой материк. Как и у тебя, мой дом – это человек, а не конкретный почтовый индекс.
Он смотрел на нее, его взгляд был уверенным и полным печали.
– Значит, твой дом – с твоими кузенами. – Она сделала шаг от него. – Где они, там ты…
– Не глупи. Они тут ни при чем.
– Следи за словами. Ты не в том положении, чтобы наезжать.
– Я могу защитить тебя. Безопасней всего со мной и моими кузенами, и тебе это известно.