Восемь племен
Шрифт:
Глава тринадцатая
Через три месяца стадо Ватента было на своих обычных пастбищах на берегу Бобрового моря, верстах в двадцати от летних жилищ, в которых поселились старики и дети стойбища. Лето выдалось удачное. Насекомых было мало; олени спокойно паслись, жирея и не доставляя хлопот пастухам. Молодые люди сходились вместе у костров и устраивали борьбу и состязания; подростки, оставленные у стада, забавлялись, бросая камешки из пращи, и по целым часам дули в маленькие костяные дощечки с дрожащим язычком, извлекая из них простую мелодию. Вся тундра
Сверх обыкновения, Ваттувий тоже был при стаде. Он ушел вслед за племянником и теперь наблюдал за ним, не беспокоя его расспросами и только время от времени показываясь в его поле зрения, притом так искусно, что Ваттан почти не замечал его. Шаман с неудовольствием видел, что Ваттан много спит теперь и часто среди белого для ложится под первым попавшимся кустом и не встает до полуночи.
В один ясный и безветренней полдень шаман тихо
108
бродил, в ивовых кустах, собирая небольшую черную ягоду, которую жители тундры называли вороньими глазами. Он знал, что в сотне шагов к югу Ваттан сидит под кустами на краю небольшой поляны. В сущности, теперь Ваттувий всегда знал, где находится его племянник. У него образовалось на время как бы особое шестое чувство, при помощи которого он так же верно мог находить предмет своих поисков, как игла отыскивает магнит.
Переходя от куста к кусту, Ваттувий нашел место, обильное ягодой, и стал собирать ее полными горстями. В самом разгаре этого приятного занятия шаман вдруг пригнулся к земле и быстро пополз вперед между сухими ветвями мелкого валежника, изгибаясь взад и вперед, как лисица, подползающая к добыче.
Через несколько минут шаман вылез из зарослей на край прогалины и очутился прямо за спиной Ваттана, всего в десяти или пятнадцати шагах.
Но молодой оленевод не мог заметить его приближения, даже если бы шаман был менее осторожен. Ваттан сидел под кустом и был занят странным и страшным делом.
Притянув к земле одну из самых крепких ветвей, колебавшихся над его головой, он привязал ее к корню, выставившемуся наполовину из-под земли. Сняв с себя тонкий ременный пояс, он связал один конец петлей и надел себе на шею, а другой привязал к середине ветви. Потом, откинувшись назад, он вытянулся во всю длину на земле и протянул руку, готовый распустить связку ветви, которая должна была отпрянуть вверх и внезапно затянуть на его шее узел. Он, очевидно, ленился встать с места и идти на поиски достаточно высокого дерева, каких на берегу моря было мало, и вместо того устроил для себя самодействующую петлю, какою в былые годы он не раз ловил зайцев, лисиц и даже оленей.
Перед тем как окончательно привести в действие импровизированную пружину, Ваттан еще раз поднес руку к шее, ощупал, все ли в порядке, потом схватил концы связки и без колебания спустил петлю.
Ветвь отпрянула вверх, но голова Ваттана даже не сдвинулась с места, и обрывок веревки упал ему на лицо.
109
В решительную минуту Ваттувий перерезал веревку
Шаман проворно скользнул сквозь кустарник и опустился на землю впереди Ваттана.
— Что ты делаешь? — спросил он, усаживаясь перед племянником, как лесной бес, пришедший посмотреть на самоубийцу.
— А что видишь! — сказал Ваттан, даже не поднимая головы.
— Зачем? — спросил шаман, сдвинув брови. Даже его необузданная душа была смущена этим нечеловеческим спокойствием.
— Зачем жить? — Ответил равнодушно Ваттан.
Ваттувий медленно обвел глазами окружающую природу. Был ясный летний день. Солнце только что перешло на полдень. На лесной полянке было ясно и тепло. Вблизи журчал ручей. Птицы весело щебетали и перепрыгивали с ветки на ветку прямо над головой самоубийцы, и белые цветочки дресвянки выглядывали из травы и заглядывали ему в глаза, как будто пытаясь ответить на заданный вопрос.
— Посмотри, — сказал Ваттувий, — дятел стучит носом в пустое дерево, как в бубен. Маленькая синяя плиска в углу ветви распевает шаманские напевы. Горное эхо живет в речном яру и тонким голосом откликается на вопросы. Весь свет живет, движется и поет!..
— Скучно жить на свете! — возразил Ваттан, не поднимая головы.
— Послушай! — сказал Ваттувий. — Я знаю, что тебе нужно: есть в лесу корень, медвежий любисток. Когда медвежьему старику придет время, он ищет его и веселится, находя. Если съест один корень, от него идет дух, медвежья старуха радуется ему и сама ждет его и ложится перед ним.
— Все враки! — проворчал Ваттан, не поворачиваясь.
— Послушай! — сказал Ваттувий, помолчав. — Есть еще средство, человеческое...
— Какое? — лениво спросил Ваттан.
— Если будешь лежать как колода, то не скажу, — возразил Ваттувий.
110
— Ну, говори! — Ваттан повернулся и сел, опираясь спиной на упавшее дерево.
— Ты, желавший умереть, ты знаешь, что смерть сильнее всего,— сказал Ваттувий.
Ваттан утвердительно кивнул головой.
— Смерть сильна, — продолжал Ваттувий. — Мертвецы могут много. Кто не боится приблизиться к ним, может отнять часть их силы и присвоить себе...
Изменчивая природа дикого шамана уже перешла от наивного поклонения живой природе к мрачному увлечению-магическими колдованиями.
На лице Ваттана опять отразилось недоверие.
— Враки все! — проворчал он прежним тоном.
— Зачем я стану обманывать тебя? — настаивал шаман. — Есть одно колдовство, — я научу тебя. Старое средство, даже нынешние старики не знают.
— Какое? — опять спросил Ваттан.
— Свет забыл его, ибо оно опасно, — продолжал Ваттувий пониженным голосом. — Все равно как через обрыв переходить по жердочке. Пройдешь — твоя взяла; сорвешься — голову разбил! Ну да тебе не страшно! — прибавил он тихо и как будто про себя.
— Правда! — сказал Ваттан с чем-то вроде интереса в глазах.
Оригинальная идея рискнуть головой, чтобы приобрести загадочное средство, соблазнила его, как последняя ставка игрока. Опасение, звучавшее в голосе дикого шамана, было до такой степени необычно, что оно заинтересовало даже его каменное равнодушие.