Восемь племен
Шрифт:
Хитрый Ваттувий, быть может, рассчитывал на это со своими таинственными и важными ужимками.
— Какое колдовство? — спросил Ваттан. — Ну, говори!
— Не надо! — замахал руками шаман.— Теперь день, лес слушает... Придет полночь. Я научу тебя... Пойдем в шалаш; нам нужно готовиться.
Он заставил племянника подняться с земли и повел его на опушку кустарника, где стоял их походный шалаш и были спрятаны запасы под дерном.
— Смотрите же! — сказал вдруг Ваттан. — Не шути со мной. Либо чтобы вышло по-моему, либо конец.
Мрачный огонь вспыхнул в его глазах.
111
— Не шути со мной, — прибавил он с угрозой. — Черти страшны, а я еще страшнее черта.
Он схватил своими крепкими руками ту самую ветвь, на которой пытался удавиться, и вдруг выдернул ее из земли с частью корня и с целой сетью молодых побегов, зеленых сверху и засыпанных снизу землей.
— Увидишь! — сказал Ваттувий.
Лицо дикого шамана имело напряженное и как бы прислушивающееся выражение. Ваттан шел за ним сзади с лицом человека, который внезапно проснулся от сна, и по дороге каждый раз протягивал руку, схватывал и ломал толстые ветви и вырывал из земли целые кусты, движимый стихийной силой разрушения.
В полночь того же дня, когда птицы и звери крепко спали и только месяц смотрел белым взглядом на росистую землю, Ваттан и Ваттувий поспешно шли вперед по узкой тропинке между кустами. Горная река попалась им навстречу. Они сняли обувь и, перепрыгивая с камня на камень, стали перебираться на небольшой остров, со всех сторон опоясанный мелкими струями разветвившегося течения.
— Здесь! — сказал Ваттувий, ступив на сухую землю. — Сделаем, как я сказал тебе.
На острове не было кустов, но он весь порос густой травой по пояс человеку.
Они разошлись в стороны и, очутившись на разных концах острова, стали почти одновременно снимать с себя одежду. Скоро оба они стояли совершенно нагие, сняв с себя даже шейные амулеты. Ноги их скрывались в траве, но верхняя часть их тела белела в лунном свете. Прежде чем начать колдование, Ваттувий посмотрел на месяц.
— Солнце мертвых, — громко сказал он, — светило злых духов, посмотри благосклонно на мои злые мысли!..
Он сам не знал, верит ли он или нет в силу заклинания, но ему непременно хотелось, чтобы эта ночь дала, Ваттану настоящее средство для чар.
— Ка! Ка! Ка! — закричал шаман, искусно подражая призыву песца и подавая условный знак.
Оба они упали на четвереньки и поползли к середине острова, почти совершенно скрываясь в траве.
— Ка! Ка! — кричал Ваттувий.
112
— Ка! Ка! — вторил ему с противоположной стороны более густой голос Ваттана.
Они представляли песцов и для большого сходства ползли на трех конечностях, волоча за собой одну ногу, как хвост.
В середине острова была небольшая круглая ложбина с влажным дном, густо поросшим хвощами и осокой. В осоке лежал прошлогодний труп, почти совершенно объеденный воронами и песцами. Трупы были редки в этой части тундры, ибо оленные люди сжигали своих мертвецов. Ваттан даже не мог сообразить, чье именно тело лежало на острове. В минувшем году по стойбищам ходил Дух Колотья, и во время осенних кочевок пастухи из разных лагерей ослабевали на пути и пропадали без вести.
Они остановились перед трупом с разных сторон. Лицо мертвеца было обращено к Ваттану; щеки его были совершенно объедены, но на голове присохла большая черная прядь волос. Мертвец, по-видимому, сердился. Рот его сердито оскалился, и пустые глаза напряженно смотрели прямо в лицо Ваттану.
— Месяц, смотри! — громко сказал Ваттувий. — Это не покойник, это ее любовник. Она не девушка, а полевая телка. Трупным запахом наносит на нее от ее прежней любви, она убегает стремглав, бежит по нашей тропе, чтобы стать нашей добычей!..
Они подползли к трупу совсем близко и нагнулись над этими черными, полуобглоданными костями.
— Ну! — нетерпеливо шепнул Ваттувий.
Ваттан, пересиливая невольное отвращение, припал к трупу и сорвал своими крепкими зубами частицу чего-то жесткого, — мясо или кость, он сам не знал хорошенько. И когда зубы его прикоснулись к трупу, в голове его помутилось, и он на минуту почувствовал себя песцом, оскверняющим останки покойника. Мертвые кости заскрипели и развалились в разные стороны. Мертвец по-своему протестовал против святотатственного оскорбления, но Ваттан уже полз обратно, зловещая частица была зажата в его руке, и ему казалось, что она так велика, что мешает ему как следует опираться на землю.
Он продолжал чувствовать отвратительный вкус и
113
зловонный запах гнилого мяса, и ему казалось, что часть покойника осталась у него во рту и что ему никогда не отвязаться от нее.
Через несколько минут, накинув на себя одежду, они опять переходили реку, прыгая с камня на камень своими босыми ногами. Ваттан спрятал частицу в свой шейный мешочек, где лежала голова горностаевой шкурки, данная ему шаманами во время очистительного обряда при рождении. На самой середине речки Ваттувий, бывший немного впереди, остановился и дождался племянника. Они стояли рядом расставив ноги, как жонглеры, и слегка балансируя, чтобы сохранить равновесие на скользких камнях.
Спереди, сзади, под ногами шуршала бегущая вода, заглушая все остальные звуки.
Ваттувий приблизил свое лицо к лицу молодого оленевода.
— Отняли! — сказал он. — Захватили!
В глазах его блеснуло торжество.
— Слушай, — продолжал он, — кругом вода, никто не услышит, ни люди, ни духи. В этом сильная порча, присуха, тайное колдовство. От белой суки, не родившей щенков, возьми сердечной крови, тем обмажь. У пятнисто-черного кобеля вырежь кожу из-под горла, сшей мешок, туда вложи, надень на шею. Тогда ищи ее, кого тебе нужно...
Он все время избегал называть имя девушки.
— Ну? — жадно спросил Ваттан.
От его прежнего спокойствия не осталось и следа.
Шаман еще ближе нагнулся к уху Ваттана и дал ему последнее наставление.
— А что тогда будет? — спросил Ваттан.
— Надвое, — сказал шаман. — Я тебе говорил, все надвое. Если твои духи сильнее, — будет она у тебя, как важенка, пьющая из рук, а если ее духи сильнее, порча твоя отскочит и вернется к тебе!
— А она? — спросил Ваттан.