Восемь племен
Шрифт:
— И ей тоже не поздоровится! — объяснил Ваттувий. — Будет на гибель обоим. Ты сам выбирал!
— Лишь бы вместе! — сказал Ваттан. — Что за беда! Все равно уходить надо, — прибавил он с странным равнодушием к смерти, которое всегда лежало в самой
114
основе характера северных племен и делало их такими бесстрашными в битвах и поспешными к самоубийству.
Глава четырнадцатая
Уже третью неделю Ваттан странствовал пешком, переходя с сопки на сопку и с реки на реку и направляясь на север. Это было трудное
На каждом шагу ему попадались неожиданные препятствия. Он переходил болота, перепрыгивая с кочки на кочку и погружаясь при каждом неверном шаге в холодную воду, хранившую в глубине вечно не тающее дно, и целыми часами искал брода на горной реке, вздувшейся от внезапного прилива, выносил дождь, и солнцепек, и нападение комаров в сырых низинах. Он не имел с собой запасов и питался случайной добычей: мелкой рыбой, попавшейся на крюк во время вечернего отдыха, куропаткой, подстреленной из лука, горстью ягод, парой съедобных корней.
Сперва ему попадались по дороге стойбища соплеменников, потом началась горная пустыня и продолжалась много дней без малейших следов человеческого пребывания, столь же дикая, как тот Щелеватый перервал, на котором он одержал победу над Мышеедами.
Наконец воды, попавшиеся ему навстречу, потекли на север, сопки стали ниже и горные отроги стали перемежаться полосами открытой равнины. Это начиналась земля Таньгов, соплеменников Мами. Снова стали встречаться стойбища и стада. Шатры были похожи на южные, но более грубы и грязны; люди говорили сходным языком, но были более свирепы, чем соплеменники Ваттана, и однажды он набрел на разграбленный лагерь, где несколько трупов валялось среди опустевших шатров. Однако его принимали приветливо на стойбищах и даже не насмехались над его южным произношением, ибо Таньги ненавидели Мышеедов непримиримой ненавистью, и по всем стойбищам их земли с увлечением передавался рассказ о великой победе Ваттана над хищниками.
Ваттан все шел вперед, расспрашивая о предмете
115
своих поисков, и на двадцать пятый день приблизился к стойбищу Мами.
Его последний ночлег был в шатрах Коплянто, приходившегося старому Кумаку двоюродным братом, и здесь ему рассказали странные вести.
Мами с самого ухода с Щелеватой сопки, продолжала избегать людей и проводила все время с оленями.
Придя на родную землю, она внезапно отбила лучшую половину стада и угнала его на юго-запад в ближайшие предгорья. Никто не осмелился последовать за ней, ибо она забралась в Ущелье Каменных Людей, наполненное каменными столбами и обломками странной формы.
Таньги считали их недоделанными, людьми и верили, что Всемогущий Ворон, вырубив на заре творения еще неопытным резцом такие неуклюжие фигуры, рассердился и не захотел вдохнуть в них жизнь.
Мами жила в ущелье уже третий месяц, и никто не посещал ее, тем не менее Коплянто рассказал, что, по словам людей Камака, она ведет в ущелье странную жизнь: не ест мяса, и не разводит огня, и все время проводит в разговоре с оленями, которые понимают ее речь, как люди.
На тундре верили, что под влиянием духа Ивметуна иные люди уподобляются различным животным — оленям, волкам и даже лисицам — и живут с ними одной жизнью, из года в год питаются мхом и листьями или сырым мясом и под конец даже покрываются шерстью и приобретают когти или копыта.
На ранней заре Ваттан оставил стойбище Коплянто и отправился на юго-запад. Сердобольные девушки стойбища, которым были известны многие подробности его неудачного сватовства, почти насильно навязали ему котомку с сушеным мясом и проводили до ближайшей реки.
Ущелье Каменных Людей отстояло оттуда на два долгих дневных перехода, и Ваттан торопился, сгорая желанием увидеть свою прежнюю невесту.
На другой день, поздно вечером, с сильно бьющимся сердцем, он вступил в ущелье. Это была широкая круглая долина, среди которой лежало небольшое, но глубокое озеро. Берега его были покрыты разнообразной
116
порослью, дающей летнюю пищу оленям, а горные склоны белели от пышных меховых пастбищ. Все они были усеяны странными каменными обломками, остатками неудачных творений Полярного Бога. Каменные люди стояли и лежали в разнообразных позах поодиночке и группами; другие камни, побольше, представляли окаменевшие шатры и хижины. Все вместе действительно напоминало недоделанный город, капризно брошенный художником в половине работы.
В одной из стен ущелья открывался темный ход внутрь.
Впереди лежал большой обломок скалы, круглый, как купол, и подъеденный снизу подземным ключом. Пещера была известна по всей северной тундре под именем Каменного Шатра, а купол назывался Сенями.
Между обломками окаменевшего города там и сям спокойно паслись олени. Ваттан подвигался вперед, пытливо разглядывая все закоулки ущелья и стараясь отыскать ту, ради которой он предпринял свое необыкновенное путешествие.
— Кто ты? Человек или олень? — Мами показалась изнутри Каменного Шатра и остановилась в проходе.
Она показалась Ваттану выше и тоньше прежнего. Лицо ее было очень бледно; тонкая летняя одежда плотно прилегала к стройному телу, и большой зеленый венок украшал ее густые растрепанные косы.
Ваттан стоял, не зная что ответить, но Мами сама вывела его из затруднения.
— Пришел! — крикнула она, выбегая вперед и бросаясь ему на шею. — Милый! А я ждала, ждала...
Можно было подумать, что это молодая жена, дождавшаяся возвращения домой отсутствующего супруга.
— Пойдем домой!
Она увлекала его в глубь каменного прохода. В пещере у передней стены на сухой каменной площадке было устроено широкое и уютное ложе из опавших листьев.
«Действует присуха!» — подумал Ваттан с торжеством и крепко прижал к себе молодую девушку.
— Милый! — сказала Мами, прилегая щекой к его лицу. — Олень мой быстроногий, желанный муж!..
117
Сердце Ваттана на минуту сжалось. Ему показалось, что эти слова относятся к другому, а не к нему, но это мимолетное чувство тотчас же исчезло. Душа его была слишком переполнена бурным и необузданным счастьем, ибо он держал в своих руках дорогое лицо и заглядывал в глаза, которые сияли лаской, хотя в глубине их таилась закутанная душа и подмененный духами рассудок.