Восемь ступеней силы
Шрифт:
И только где-то в глубине подсознания сидели, как нечто лишнее, ненужное и даже лживое, слова о свободной воле. Но переродившийся Арро ничего не хотел знать о ней, понимая только одно: он – совершенство. И его призвание – убивать во славу чёрного камня, создавшего его. Убивать всех без разбору, но в первую очередь – людей, потому что они слабы и беззащитны перед ним, а тот, кто не может за себя постоять, недостоин жизни. Так теперь считал Арро – монстр с изменившимся сознанием, чудовище и мутант.
Бывший воин, человек, обращаюсь к тебе – хочешь ли ты оставаться зверем и дальше, вспомнишь ли о свободной воле?
Но он не слышит…
Вторая
Трое путников шли по лесной дороге, и Фирри с восторгом рассказывал Весельчаку о том, как Сатию удалось призвать богов на помощь и сразить врагов. Сам «герой» скромно отмалчивался, по-прежнему с грустью думая обо всех погибших жителях деревни Лесная Земляничка, и в первую очередь – о родителях.
– Сатий! Ну ты и храбрец! – не уставал восторгаться Весельчак. – Только вот что за маг такой сильный тебе помог, хотелось бы знать? И куда он скрылся?
– Не знаю, я вообще-то думал, что это боги откликнулись на мою просьбу, – растерянно ответил Сатий.
Весельчак покачал головой и возразил
– Они, конечно, всемогущи, но тут явно поработала и магия.
– Да, наверное, ты прав. Пожалуй, я почувствовал это в глубине сердца, – тихим голосом признался Сатий.
– Что-что? Да, сердце у тебя храброе и доброе, тут ты прав. Но без помощи наверняка не обошлось, – продолжал разглагольствовать Весельчак.
Юноша лишь пожал плечами. А мужчина не унимался:
– Я так думаю, что могучий чародей вложил в тебя свои Силы. И всё-таки, почему он сам не показался после битвы?
– Наверное, ему стало не до нас, и он поспешил на заградительную стену, – предположил Фирри.
– А вот как нам теперь быть? – с грустью в голосе спросил Сатий. – Эймел и Ирель погибли. И все другие… они тоже умерли, – голос мальчика дрогнул при этих словах, по его лицу покатились слёзы.
Все трое постояли некоторое время в задумчивости, стараясь не смотреть в сторону деревни. Затем Весельчак произнёс:
– Пойдём, как и планировали, к Хостоку. Доложим о том, что здесь произошло. Солнцепоклонный должен знать, что враги стали хитрее и двинули целый отряд в разведку боем. И хорошо ещё, что эта вылазка окончилась ничем. А ещё я расскажу ему и про неведомого мага.
И они направились к столице, стараясь не оглядываться, хотя сдерживать слёзы всем троим было невмоготу.
Они усталым шагом двигались по неширокой дороге, проложенной сквозь лес от их деревушки к другим, а от них – к тракту, ведущему к далёкой столице. Пока что путь пролегал через родной лес, окрестности которого хорошо были знакомы двум юношам, часто выбиравшимся на природу – конечно, не очень далеко, потому что Эймел строго запрещал всем заходить от деревни дальше, чем на версту. Конечно, для Сатия и Фирри всегда было соблазном нарушить запрет, но страх потеряться во времени пересиливал любопытство. Эймел никогда не объяснял мальчикам, почему время в деревне течёт по-особому, но теперь, после признания Весельчака, многое прояснилось. Сатий понимал, что у всего мира не было возможности ждать, когда он вырастет – за восемнадцать лет троллеорки попросту уничтожили бы всех врагов. Но он с трудом осознавал свою «избранность».
«Кто я? Обычный мальчишка, без особых способностей. Да, папа многому научил меня, но против полчищ троллеорков я окажусь бессилен. Конечно, боги и неизвестный маг помогли мне справиться с теми, кто напал на деревню, но всегда ли так будет продолжаться?» – так рассуждал Сатий.
Вокруг путников вовсю звуки живой природы. Но птичьи трели в деревьях казались им совсем не весёлыми, а грустными. Кроны деревьев шелестели, навевая тоску. Все трое шли медленно и молча, каждый думал о своём: Весельчак – о том, что прозвище больше не подходит ему и пора бы давно вернуться к своему обычному имени – Веслер; Фирри с болью в сердце вспоминал о жизни в деревне; а Сатий всё
…Вскоре на пути стали встречаться и другие деревушки. Их жители задавали вопросы, что случилось, поскольку видели: трое путников идут с грустными лицами, едва не плача. Весельчак отвечал за всех:
– Нашу деревню троллеорки сожгли дотла. Только мы втроём смогли выжить, потому что вражеское войско было уничтожено каким-то сильным магом.
Весельчак уже успел состряпать свою версию того, что не увидел сам. Почему-то и он сам, и его спутники не хотели рассказывать о том, что совершил Сатий, каждому встречному – эту историю они припасли только для Солнцепоклонного. В варианте Веслера неизвестный маг, гнавшийся за троллеорками от заградительной стены, увидев бойню в деревне, не просто поддержал призыв Сатия к светлым богам, но и вложил свою Силу, чтобы испепелить всех врагов. А сам чародей вынужден был, видимо, скрываться от врагов, иначе те смогли бы его одолеть. Увидев, что троллеорки повержены, неизвестный маг поспешил вернуться на стену, так и не показавшись оставшимся в живых – всего троим из более чем сотни жителей.
Те, кто слушал россказни Веслера, горестно качали головами, не завидуя судьбе погибших, и произносили благословения в адрес неизвестного мага – ведь не останови он войско троллеорков, пострадали бы все вокруг. Многие жители деревень спешно собирались покидать родные края: женщины, старики и дети – к столице, просить укрытия, а немногочисленные мужчины – на заградительную стену.
К вечеру в одной из деревень странникам предложили приют на ночь, а щедрая хозяйка сказала, что даст им в дорогу еды и воды – трое путников взяли с собой совсем немного. На следующее утро, поблагодарив хозяев дома за щедрость и кров, Сатий, Фирри и Весельчак двинулись в дальнейший путь, ведь они торопились доложить о произошедшем Солнцепоклонному.
Так, день за днём, трое путников уходили всё дальше от родных мест, приближаясь к столице. Сатий и Фирри стойко переносили все трудности, а вот Веслер, не привыкший к долгим путешествиям, не раз жаловался на то, как тяжело ему, бедняге, приходится. Впрочем, он сразу одёргивал себя, говоря, что теперь им нет обратного пути.
Обратив внимание, что Сатий всё время идёт босиком и в лёгкой одежде, добродушные незнакомые женщины предлагали ему обуться и одеться, но тот лишь упрямо качал головой, говоря, что уже давно привык к холоду. Закалённому Сатию куда труднее оказалось справиться не с осенним промозглым ветром, а с холодной вьюгой тоски, поселившейся в сердце – тоски, что сжимала его грудь всякий раз, когда он вспоминал погибших родителей: настойчивого, но добродушного Эймела, и нежную, ласковую Ирель. Парень сильно страдал от утраты первые несколько дней, но затем вспомнил одно из наставлений отца: «О погибших не стоит долго скорбеть, излишнем горем можно лишь отягчить их души, что возносятся к светлому Ирию». И с того дня Сатий вспоминал о родителях только с теплотой, любовью и лишь лёгким оттенком грусти.
Дорога постепенно расширялась. На третий день они прошли мимо широкой поляны, где каждую осень проводили Лесную Ярмарку. Но по всеобщему запустению и одиноко стоящим брошенными торговым рядам становилось ясно, что в этот раз она не состоится. Всем стало не до весёлой и разудалой торговли – люди, услышав рассказ путников, спешили укрыться в столице, за её мощными каменными стенами.
Путешествие длилось не очень долго – всё-таки восточные дебри не бескрайни. На седьмой день они вышли за пределы огромного леса, и оказались на равнине. Дорога вывела их к широкому тракту, мощённому булыжником. Идти стало намного проще. И вскоре странники достигли цели.