Восемь ступеней силы
Шрифт:
– Правильно, милочка, так и продолжай, – успокаивающе говорила рожаница, хлопоча с полотенцами и тряпками.
Крики Ирель усилились, но она сжала кулаки и продолжила тужиться – уже без крика, спокойнее, на губах у неё вновь появилась счастливая улыбка.
И вот – изнутри уже показалась головка ребёнка.
Рожаница поднесла полотенца к малышу и достала ножницы, но так, чтобы их не видела Ирель. Последнее напряжение – и ребёнок родился, осталось только перерезать пуповину.
Одним взмахом мать и дитя были отделены друг от друга; Ирель уже не видела этого,
Рожаница быстро вытерла кровь и укутала вопящего ребёнка в полотенца, сказав при этом:
– Дайте вашей доченьке прильнуть к груди.
Ирель так и сделала; чуть поодаль, совершенно потерянный, стоял Эймел и мрачно размышлял: «Неужели друид ошибся, и у нас не будет сына? Тогда… тогда всё потеряно».
Роженица и рожаница были, казалось, счастливее всех на свете. Женщина, успешно принявшая роды, спросила у Ирель:
– Как девочку-то назовёте?
Ирель задумалась было, но тут её посетил миг небесного озарения.
– Мы назовём её Сатья – добрая, – произнесла она.
Ирель была счастлива. Хмурый Эймел стоял у окна. Он совершенно расстроился и впал в апатию.
Ребёнок жадно припал к груди Ирель и не сразу успокоился – всё-таки самый сильный стресс человек испытывает при рождении. Однако, насытившись, дочурка, казалось бы, уснула – и женщина, чтобы отдохнуть, решила передать спеленатое тельце в руки рожаницы.
Эймел по-прежнему стоял у закрытого окна и отрешённо наблюдал за происходящим. От волнения у Ирель тряслись руки, и магу показалось, что любимая (всё-таки, несмотря ни на что, любимая!) вот-вот уронит ребёнка.
«А что изменится, даже если и уронит? – мрачно подумал Эймел. – Всё равно теперь уже всё потеряно, и война проиграна окончательно».
«Так, хватит! – оборвал он себя. – Какое ты имеешь право так думать? Это всё равно твоя дочь, и она достойна жизни на этой земле! И надежда существует всегда, несмотря ни на что».
В этот миг онувидел, как руки у Ирель чуть-чуть не дотянулись до рожаницы, разжались, и ребёнок начал падать головой вниз, стремясь к смерти, так и не успев вкусить жизни…
Стремительное движение, рывок – и Эймелу удалось поймать младенца. И, уже отдавая плачущего ребёнка рожанице, он медленно и с укором произнёс:
– Как же вы не заметили? Это мальчик!
Рожаница, вновь укутывая плачущего младенца и передавая его на руки отцу, ответила:
– И действительно, мальчик! Это я, наверное, от волнения и недосыпа. Младенец с таким милым личиком, что я подумала – это дочка, даже не поглядела впотьмах… Спасибо вам, что поймали ребёнка, я бы не успела, – лёгкий поклон Эймелу. – Не уроните больше? – спросила она у Ирель.
– Да, теперь всё будет хорошо, я уже успокоилась и не волнуюсь, – улыбнулась Ирель и в доказательство этого протянула перед собой руки. Дрожали лишь кончики пальцев; женщина достойно перенесла роды.
– А раз у вас мальчик, то не называть же его женским именем? – справедливо заметила рожаница.
– Конечно, нет, – мягко улыбнулся Эймел, укачивая на руках младенца. – Мы назовём его Сатий – добрый.
Улыбнулась и рожаница, уже спокойная за судьбу новорождённого. А на небе загоралась яркая новая звезда, и все, кто воевал сейчас на заградительной стене, увидели её и назвали – Дарующая Надежду.
Заманчивым серебристым светом сияла звезда только что родившегося Сатия.
В деревне Лесная Земляничка шли годы совместного счастья Ирель и Эймела, а во внешнем мире продолжалась война. Троллеорки наступали, и бойцы на заградительной стене всё гибли и гибли – бессмысленно, беспощадно, страшно.
После бесследного исчезновения всех магов в армию стали набирать всех, кто хоть как-то мог управляться с оружием; кузнецы выбивались из сил, работая едва ли не круглые сутки, а враги всё наступали, и не было их орде ни конца, ни края…
Вдоль границы западных дебрей тоже шли ожесточённые битвы – там аэры воевали с чудовищами, что вторглись из глубины чащи. Благодаря своей воздушной магии они быстро справлялись с напором лесной нечисти, и могли позволить себе отослать несколько бойцов и на заградительную стену. Их помощь была неоценима – аэры редко гибли, ведь не так просто справиться с духами воздуха, и с начала войны понесли небольшие потери, в отличие от людей и даже эльфов. Впрочем, они сообщали, что в западных дебрях стали появляться новые чудовища, словно специально созданные для убийства аэров, и эти новости всерьёз встревожили Солнцепоклонного.
Большинство эльфов тоже присоединились к армии на заградительной стене – практически бессмертные, но уязвимые для опасных ран, они отнюдь не были трусами. Тем временем молодые эльфы в глубине своего сокровенного леса пытались овладеть мощной боевой магией – ведь в основном их раса славилась целительскими чарами, и поэтому пока что все попытки создать опасные для троллеорков заклятья проваливались.
А в Хостоке люди осуждали Солнцепоклонного за то, что он рискнул сразу всеми магами. Правитель не винил себя в этом, ведь он даже не предполагал, что артефакт окажется настолько мощным. К тому же, он сделал это под давлением знати, в частности, влиятельного рода Муннов. Теперь аристократы искали другие способы прекратить войну, звучали даже дикие предположения отдать троллеоркам плодородные земли. Но Солнцепоклонный не мог пойти на это: ведь тогда все люди, эльфы и аэры окажутся в опасной близости от границы с новыми вражескими владениями.
Тем временем троллеорки, узнав, что маги погибли, не только усилили атаки на заградительную стену, но и стали искать обходные пути к столице через восточные дебри. После гибели волшебников ослабли и чары друида, основанные не только на собственной Силе, но и на совокупной колдовской энергии. Поэтому кое-где в дебрях заклятия пропускали врагов. Троллеорки по двое отправляли разведчиков искать тропы, как пройти вглубь леса. Конечно, некоторые из них погибали, натыкаясь на мощные чары друида. Но другие находили дорогу там, где колдовство больше на них не влияло…