Восемнадцатый скорый
Шрифт:
Шурик почувствовал его агрессивность, переставил стоптанные, в ошметках грязи сапоги.
— Ну чем порадуешь матерь?
Сергея подмывало сказать Шурику дерзкое, но, встретившись глазами с матерью, промолчал.
— Сосед вот грозится навозу конского на огород привезти, — сказала мать, давая Сергею понять, что иного разговора у них, кроме как о конском навозе, не было и быть не могло. И ревность, которая обожгла Сергея, когда он увидел на кухне Шурика Широбокова в такой близи от матери, отпустила его.
— Хорошо, — отозвался
— Вишь, соседка, какой хозяйственный у тебя парень! — похвалил Шурик, понизив голос до шепота, добавил: — На бутылочку-то дашь? В счет аванса.
Мать помолчала, вздохнула. И, как догадался Сергей, дала Шурику денег.
XVI
Светила луна. На пруду захлебывались от восторга лягушки, заглушая соловьев, уступавших в численности обитателям подводного царства. Сергей радовался ясной луне и предстоящей встрече с Ритой.
Что сулит ему нынешний вечер? Чему он так радуется?
Сергей быстро преодолел знакомую дорогу. Одним махом взлетел на сухую в бедной зелени насыпь. Развернутые гармошкой на зиму щиты снегозадержания вновь были составлены шалашиком и накрепко укручены толстой проволокой.
Сергей стал в тень от щитов — так, чтобы, оставаясь самому незамеченным, в то же время хорошо видеть ее дом. Чтобы справиться с волнением, задержал дыхание. И тут услышал за спиной шорох гравия под быстрыми ногами. Резко обернулся. Наискось к щитам спешили Херувим и Баранов. Он хотел отступить за щиты, но неожиданно сделал обратное.
— Ха! — воскликнул Баранов. — И ты тут?! Погляди, Херувим.
— Ну чего ты? — урезонил его Валерка, запуская руку в карман пиджака.
Сергей подобрался, не сводя глаз с руки, нарочито долго отыскивающей что-то в кармане модного пиджака.
Наконец Херувим высвободил руку и картинно извлек пару сигарет. Одну протянул Баранову, другую потер меж пальцами. Закурил и нехотя, с ленцой продолжал:
— Ну чего ты пристал к человеку? Может, он звезды пришел сюда наблюдать, а ты ему мешаешь.
Баранов угодливо заржал.
— Так, что ли, Малец? Ну тогда я пас. А вообще, катил бы ты, Малец, по прямой! Это мой дружеский совет. Слышишь?
— Слышу, — ровным голосом отозвался Сергей и вышел из-под темного крыла щита, стал между Херувимом и Барановым, давая понять, что он не намерен уходить.
— В чем же дело? — нетерпеливо спросил Баранов, искоса поглядывая в сторону Ритиного дома.
— Да все в том же!
— Упрямый ты, однако… — Баранов стрельнул сигаретой. Она описала в воздухе красное полудужье и, осыпав искры, упала на вытоптанную траву откоса. — Русским же языком тебе говорят: топай.
Херувим молчал, неспешно докуривая сигарету. Баранов примолк, поглядывая на дружка. У Сергея нехорошо заныло под ложечкой. Начинали бы уж! Чего тянуть? Позиция его была не из удачных. И справа могут наподдать и слева добавить.
— Ну ё-моё! — придушенно воскликнул он и сильно двинул ногой в пах. Сергей присел от боли, но тупой удар в лицо с другой стороны снизу повалил его навзничь.
— Что вы делаете? — услышал над собой чей-то испуганный крик.
Опершись на локоть, сел, чувствуя в голове, во всем теле тяжелую тупую боль.
— Тебе больно, Сережа?
Рита? Он отстранился, отвел в сторону протянутые к его лицу ладони и, слегка покачиваясь, встал, отыскивая глазами Баранова с Херувимом. Те спокойно стояли, привалившись к щитам, и покуривали. Сергей зло сплюнул кровь, шагнул навстречу.
— Сережа, не надо. Прошу!
Рита заступила дорогу.
Он еще раз зло сплюнул.
— Давай провожу тебя!
— Спасибо, — сказал угрюмо Сергей, стараясь не глядеть на нее. — Как-нибудь сам дойду!
— Ты прости, Сережа!
Он махнул рукой и, отряхнув локти пиджака, вяло побрел вниз с откоса. «Это ничего, бывает хуже», — твердил он про себя, стараясь заглушить боль, хотя в эту минуту не мог представить, что может быть еще хуже, и позорнее, и обиднее.
— Сережа! — услышал он с откоса. — Сережа!
Она что-то хочет сказать ему? Зачем? И так все ясно.
— Сережа, подожди. Прошу тебя, слышишь!
Но он не остановился, а лишь прибавил шагу.
XVII
— Динка, глупая, ты ждала меня? Ждала. Да ты сначала поешь. Смотри, что я принес!
Но Динка не проявила интереса к еде, она пласталась у ног, довольно пофыркивала, выражая восторг от встречи. Старалась как можно дольше задержать подле себя, то и дело заступая дорогу к двери барака, которая всегда разлучала их.
— Ничего, теперь все лето наше. У меня каникулы. Понимаешь ты это? Не понимаешь. И сегодня я возьму тебя к себе. И ты всегда будешь жить у меня. Слышишь?
Собака радостно замолотила хвостом по земле.
— А сейчас ступай и ешь, что я тебе принес.
Сергей сбросил с двери петлю и, приставив лестницу, быстро забрался на чердак. Всю длину чердака занимали крылья, глянцевито поблескивающие зеленой краской. Ярко горели на концах две красные звездочки. И хотя все это: и крылья, и хвост — были сделаны им самим, он видел их сейчас как бы впервые, и острое, волнующее чувство охватило его. Осторожно спустил с чердака на веревке части летательного аппарата.