Восемнадцатый скорый
Шрифт:
Он вскочил на подножку накренившегося под грузом старенького «газика», крикнул нам на прощанье, что скоро вернется. Кивнув весело ему в ответ, мы, конечно, не чувствовали в ту минуту беды. Да и кто мог предположить, что может случиться такое.
Вернувшись с пустым грузовиком, шофер, бритоголовый парень, сказал виновато, что Бородин сорвался на повороте с подножки и разбился.
Ася в испуге выронила вилы.
— Как разбился? — подступился я к шоферу.
Выражение моего лица, видимо, было настолько страшным, что парень отшатнулся,
— Да не насмерть разбился. Живой он. Мы его домой отвезли. Он ушибся сильно.
— Чего же ты мелешь тогда? — напустился я на парня. — Доктора-то вызвали?
— Вызвали, — оказал парень.
— Поехали! — приказал я ему.
— Я с вами, — сказала Ася, следом за мной забираясь в кузов.
На полном ходу, распугав пригревшихся в дорожной пыли кур, мы влетели в деревню.
В доме Бородина пахло лекарствами. На столе стояла раскрытая коробка с различными пузырьками.
Василий Петрович лежал на спине, как покойник. Лицо было землистого цвета. Рядом сидела полная врачиха, держа в пальцах безвольное запястье Бородина.
Я прошел на цыпочках и встал в ногах Бородина. Врачиха, не замечая нас, задрала рубаху, обнажив его белую грудь, которая, как казалось мне, не подавала никаких признаков жизни, и, отодвинув в сторону табурет, пригнулась, прильнула щекой к его груди. Я истомился, следя за всеми этими долгими процедурами ощупывания, ослушивания.
Наконец она поднялась, разворачивая свое крупное тяжелое тело к нам, освобождая его из тесного халата, на нагрудном кармашке которого еле заметно синело расплывчатое чернильное пятнышко. По движению ее рук я догадался, что она желает вымыть их, и тотчас поспешно схватил кружку.
— Что с ним, доктор? — спросил я, следуя за врачихой в коридор, подавая ей мыло.
— Сердечный приступ! К тому же сильный ушиб.
— Это опасно, доктор?
Она пожала полными плечами, внимательно взглянув на меня.
— А как вы сами думаете?
— Жаль! — сказал я.
— Сейчас ему нужен покой! — сказала она, вытирая руки. — Полный покой. Никаких волнений. И постельный режим. Рецепты я выпишу. Если станет хуже, вызовите меня.
— Хорошо! — пообещал я.
Вернувшись в дом, я увидел, что Ася уже определилась в сиделки. Она тихо всхлипывала, украдкой вытирая глаза.
Врачиха пригрозила ей пальцем. И, щелкнув замком потертого баульчика, скрылась за дверью.
К вечеру Бородину стало лучше. Он открыл глаза, внимательно оглядел стены, углы дома, нас и, видимо, догадавшись о случившемся, сделал решительное усилие, чтобы встать.
— Лежи, — сказал я приказным тоном, поправляя подушку под головой.
Он виновато и покорно посмотрел на меня.
— Пару дней придется полежать, — сказал я, давая понять, что это не просто пожелание, но и приказ.
Он перевел взгляд на Асю, как бы ища у той заступничества, и, не найдя поддержки, тихо вздохнул.
Когда он задремал, я шепнул Асе, чтобы она шла домой.
— Хорошо, — шепнула
Я равнодушно махнул рукой, — мол, обойдемся.
— Нет уж, — возразила Ася.
Она вышла в коридор, где на лавке у Бородина стояла, вся кухонная утварь, и вскоре я услышал шум керогаза, шипенье и потрескиванье на сковороде.
VII
Две ночи, проведенные у постели Бородина, сморили меня окончательно, и потому, когда он пошел на поправку, я забрался на чердак и, не раздеваясь, упал на постель. Никогда в жизни не хотел так спать, да, кажется, и никогда не спал так сладко. Проснулся от шороха дождя по крыше и запаха табака, растекавшегося по всему чердаку: Я поднялся на локте, напряженно вглядываясь во тьму, соображая, кто бы это мог быть.
— Спи, спи, — услышал из темноты приглушенный шепот Бородина, — это я тут втихаря курачу.
— Зачем сюда забрался? — удивился я. — Сам-то чего не спишь?
— Да уж надоело клопа давить, — усмехнулся он. — Все бока пролежал. Придет время, належусь. Это от меня никуда не уйдет.
— Что ты ерунду говоришь, — устыдил я его.
— Тоже верно, — согласился, он. — Пока хворал, всякая чушь в голову лезла. А ты спи, спи. Я-то сейчас пойду к себе. Скучно мне там одному. Вот к тебе и забрался.
— Да можешь и здесь располагаться. Чердак вон какой огромный. Да и свежее, чем в комнатах!
— А и вправду перебраться, что ли? — поразмыслил он вслух. — Пожалуй, переберусь!
Он тяжело заскрипел лестницей, осторожно слезая с чердака.
Я попытался определить, который сейчас час, и поднес к глазам фосфоресцирующий циферблат. Часы показывали девять. Они, конечно же, стояли.
— Сколько времени? — спросил я Бородина, когда он вновь забрался на чердак.
— Двенадцать.
— А день какой?
— Четверг как будто. Выходит, я проспал сутки.
— Ася приходила, — сообщил Бородин, устраиваясь в углу. — Обед нам приготовила, но будить тебя не решилась. Если, мол, проголодается, сам сойдет. Видишь, какая заботливая! Тебе нравится она?
Я что-то промычал в ответ.
— У меня тоже славная девушка была, — сказал Бородин. — Давно, правда. Тебя тогда на свете еще не было. Наденька. Надя Найдич. Из Гомеля. Очень хорошая девушка. Наши на корабле друг перед дружкой выхвалялись, старались ей понравиться. А она меня выбрала. Хотя во мне и ничего такого не было. Но, видать, чем-то приглянулся, если меня, а не кого-то другого предпочла. Думал, вовек не расстанемся. Такая у нас любовь была… Но недаром говорят: человек предполагает, а бог располагает. И сам не знаю, отчего все так случилось. Хотя когда задумаешься, когда начнешь перебирать все события, то вроде даже и объяснение этому найдешь. Да толку что? Теперь это как мертвому припарки. А Наденьку я часто вспоминаю. Хотя и не знаю, где она сейчас и жива ли?