Восход Ганимеда
Шрифт:
– Я хотел задать тот же вопрос вам, – мрачно ответил полковник. – Почему российский сектор не выходит на связь с «Альфой»?
Встречный вопрос на секунду смутил Семена, но он быстро сообразил, что полковник, очевидно, знает еще меньше, чем он сам.
– К сожалению, мне будет трудно дать исчерпывающую информацию, – ответил он. – Я находился очень далеко отсюда, когда все началось. Вероятно, население сектора, а возможно, и вся колония сейчас эвакуируется в специальное подземное убежище…
– С чем это связано? – резко спросил Наумов. – С появлением «Гарри Трумэна»?
– Не знаю, – покачал головой Семен. –
– Ты видел поблизости людей?
– Тут неподалеку космопорт сектора. Мимо меня к нему проехало несколько машин… Они очень торопились, мы едва сумели разойтись на дороге.
– Ясно. – Наумов повернулся к Ладе. – Ты идешь? – без обиняков спросил он. – Мне нужно связаться с бортом «Альфы». Думаю, что из космопорта это возможно.
Она на секунду растерялась. Внутри разлилась неприятная, сосущая пустота. Все, чем она грезила, на что надеялась и о чем мечтала – все было грубо смято и отброшено в сторону, будто ее надежда – не более чем мусор вчерашней вечеринки…
– Ты идешь или нет?
Лада так и не ответила ему, но встала, подобрав оружие.
– Подкинешь до космопорта? – спросил Наумов, обернувшись к Семену.
– Да, конечно… – Тот выглядел совсем сбитым с толку. – Думаете, все так серьезно, полковник?
В этот момент, заглушая конец его фразы, прочные стекла в тройных пластиковых рамах вдруг тонко задребезжали.
Со стороны пустыни, откуда пришли Лада и Наумов, внезапно показалось голубоватое зарево, и оттуда начал накатываться вой. Еще секунда, и яркий болид идущего на посадку спускаемого аппарата пронесся, словно огненная стрела, над самыми крышами покинутых людьми зданий…
На улице, между домами, чувствовалось слабое дуновение ветра. В воздухе висел едва ощутимый неприятный запах, и трудно было понять, пахнет ли это угаром от сгоревших пластиковых деталей обшивки вертолета, или ветер несет этот запах издалека, от расположенных к северу станций переработки…
Машина, на которой приехал Семен, – мощный внедорожник, смахивающий на миниатюрный вездеход, – стояла у подъезда соседнего здания. Проехать дальше ему помешал обугленный остов вертолета, перегородивший всю улицу, от стены до стены.
Покосившись на сбитую военную машину, от которой все еще поднимался дым, просачивающийся сквозь трещины в расколовшейся от удара обшивке, Семен забрался в кабину и завел двигатель. Наумов сел сзади и тут же опустил боковое стекло, положив автомат на колени. Лада колебалась недолго, распахнув переднюю дверь, она села рядом с водителем.
Тронув машину с места, Семен свернул в соседнюю улицу, объезжая остов вертолета.
– А я не знал, что ты служишь в военно-космических силах… – произнес Семен, искоса посмотрев на Ладу. – Слушай, а все-таки, как ты оказалась тут? Если брать на веру теорию вероятности, то шансов на нашу встречу считай что и не было…
– Я же сказала, что бежала с Земли… – ответила она. – Я нигде не служу. Мне ПРИШЛОСЬ надеть эту форму… – В ее словах прозвучали раздражение и досада.
Семен пожал плечами и вцепился в руль. Машина как раз выскочила на перекресток,
– Ты так странно исчезла тогда, – напомнил он, справившись с управлением. – Честно говоря, я даже пытался узнать о тебе через госпиталь, но мне ответили, что не видели никого, похожего на тебя по описанию…
– Я не была там, – подтвердила Лада, поворачивая расположенное рядом с ней зеркало заднего обзора так, чтобы видеть Наумова. Полковник сидел, напряженно глядя в окно, и, похоже, ничуть не интересовался завязавшимся разговором. – Извини, Семен, я солгала тебе тогда, на Земле. Но я не жалею… – Ее голос прозвучал глухо и взволнованно, мгновенно растеряв всю свою жесткость.
– Не жалею, потому что иначе меня бы не было здесь… – спустя несколько секунд добавила она.
– Наша встреча на Земле и твой прилет сюда как-то взаимосвязаны?! – искренне удивился Семен.
– У меня были большие проблемы… – Казалось, голос Лады блуждает в бездне каких-то, ведомых только ей воспоминаний. Он звучал глухо и неровно:
– В тот день, когда мы встретились, я стала невольной свидетельницей твоего разговора с отцом, – призналась она, а Семен, который вовсе не вызывал ее на откровенность, вдруг почувствовал себя не совсем удобно, словно злой шутник, переодевшийся в рясу священника и затаившийся в кабинке для исповеди…
– Тогда мне все казалось черным, весь мир вокруг меня сжимался мрачным кольцом безвыходности. – Она запрокинула голову, задумчиво глядя в окно, на удаляющуюся группу многоэтажных домов, меж которых все еще маячил силуэт сбитого вертолета. – У меня никогда не было настоящей семьи, и обо мне никто не заботился так, как твои родители о тебе. Я ни во что не верила и ничего не ждала от жизни. Твой отец задел меня за живое – он нарисовал Ганимед такими красками, каких я не встречала в своей жизни. Я подвержена влиянию логики, – с ноткой безжалостности в дрогнувшем голосе призналась она. – Он убеждал тебя, но я слышала ваш разговор, и Ганимед остался в моем сознании именно таким, как он преподносился тебе. Мечта… – Она усмехнулась, наверное, осуждая собственную наивность. – Мир, населенный умными, гармоничными людьми. Мир без войны, ненависти, нищеты и злобы. Он вошел в мою душу, как драгоценный образ, и я уже не смогла избавиться от него. – Глаза Лады вдруг потемнели. – Понимаешь, мне нипочем было не попасть сюда обычным порядком, даже в том случае, если бы я каким-то чудом нашла нужную для полета сумму денег. Поэтому, когда мне предложили улететь, пусть инкогнито, для участия в операции военного ведомства, я колебалась только в одном – на Земле оставался единственный дорогой мне человек. – Она на секунду умолкла, будто собираясь с силами для следующей фразы…
Семен тактично промолчал, лишь изредка поглядывая в ее сторону на ровных, не требующих повышенного внимания участках дороги. Он чувствовал, что ей необходимо выговориться. Не зная ни одной из тайн ее жизни, он, как тогда, на парковочной площадке перед госпиталем, вдруг почувствовал: она одинока и беззащитна, хоть и носит военную форму и может, не дрогнув, сбить огромный боевой вертолет двумя точными, смертельными выстрелами… Было в ней что-то располагающее, человечное, хотя проступало это «что-то» совсем внезапно и тут же исчезало под напряженной, наигранной маской безразличия к собственной судьбе…