Восход стоит мессы
Шрифт:
Генрих быстро шагнул внутрь и захлопнул дверь. Только водрузив на место все засовы, он позволил себе вздохнуть свободнее.
– Ну вот, я и дома, – сказал он, со смесью радости и горечи глядя на своего верного слугу и друга, которого уже и не думал застать живым. Они крепко обнялись, еще не веря, что судьба оказалась чуть менее жестокой, чем оба ожидали.
В его покоях все было перевернуто вверх дном. Разбитая мебель, сорванные портьеры, кругом пятна крови и осколки посуды. Весь пол был усыпан растоптанными лепестками тюльпанов, которые Генрих вчера утром, кажется в другой жизни, сам принес сюда для Марго, пренебрегая помощью слуг. На кровати в комнате д'Арманьяка Генрих обнаружил двоих раненых, одним из них был Шарль де Миоссен. Живой. Вторым – неизвестный Генриху человек.
Миоссена Генрих знал
Он подобрал валявшийся на полу стул и поставил его к камину, пытаясь создать видимость островка порядка в этом хаосе.
– Давай, что ли, приберем немного, – предложил он д'Арманьяку.
Пока они проводили время в этом несвойственном им занятии, пытаясь хоть отчасти придать комнатам жилой вид, камердинер рассказал Генриху, что, как только он покинул свои покои, королева Наваррская, видимо, устав от присутствия чужих мужчин, отпустила охрану и попыталась уснуть. Однако не прошло и часа, как сюда вломилось два десятка гвардейцев господина де Нансея. Несколько безоружных слуг были убиты тут же, другим удалось улизнуть, и судьба их была ему неизвестна. Потом из спальни на шум прибежала мадам Маргарита, и только ее появление спасло самого д'Арманьяка и господина де Миоссена, что отбивались из последних сил. Она защищала своих новых подданных, грозя гневом короля Франции и всеми карами небесными, закрывая их собою. В конце концов Нансей был вынужден подчиниться воле принцессы крови, и убийцы ушли. Они даже были столь любезны, что унесли с собой трупы, правда, судя по всему, недалеко.
Тем человеком, что лежал теперь в комнате д'Арманьяка, был некий барон де Леран, именно за ним гнались гвардейцы, когда вломились в покои короля Наваррского. Ее величество, как и других, вырвала его из рук озверевшей солдатни. Когда д'Арманьяк говорил об этом, в его голосе чувствовались неподдельная признательность и восхищение, и Генрих отметил, что избалованной принцессе-католичке удалось-таки получить преданного поклонника в лице этого сурового гугенота.
– Они, конечно, с удовольствием резали пажей и слуг, но в действительности, искали вас, – закончил д'Арманьяк.
Его рассказ заставил Генриха задуматься. Не может же быть, чтобы де Насей пошел против воли короля. Или может? Впрочем, пока было не до того.
Потом приходила Маргарита. Она была прибрана и сосредоточена, и, как всегда, прекрасна. Генрих не мог на нее смотреть. Она, его возлюбленная супруга, была из НИХ. Из тех, кто сотворил с ним все это.
Она принесла добрую весть, сообщив, что ей удалось добиться у Карла помилования для обитателей этой комнаты, теперь все они находились под защитой короля, и к раненым должны допустить лекаря. Он громко благодарил ее и целовал руки, стараясь, однако, не встречаться с нею взглядом, в надежде, что она не догадается… не поймет, но знал, что она поняла. Наконец, она ушла, оставив его в покое.
А за окном крики воронья возвещали утро. Начинался новый день15.
Исторические заметки к Части первой
1. Об исторической достоверности романа
«Восход стоит мессы» – это художественный роман, который не может претендовать на стопроцентную историческую достоверность. Специалисты по эпохе наверняка найдут в тексте достаточно фактологических несоответствий как умышленных, так и случайных. Прошу меня простить. И все же хочется надеяться, что мне удалось остаться в канве знаменитого исторического сюжета, избежав серьезных отступлений от правды.
2. О смерти королевы Жанны
Из книг Александра Дюма нам известно, что Жанна д'Альбрэ, мать Генриха Наваррского, была отравлена Екатериной Медичи, которая будто бы подарила ей пропитанные ядом перчатки. В действительности большинство современных историков утверждают, что она умерла от туберкулеза. И в самом деле, симптомы туберкулеза весьма характерны, известны с давних времен и их вряд ли можно перепутать с чем-то еще. Тем более, от туберкулеза не бывает язв на руках, о которых пишет Дюма. Думаю, что версию о перчатках можно объяснить лишь богатой фантазией романиста. Тем не менее Генрих Наваррский, который не разбирался в медицине и не доверял своей теще, скорее всего, не верил мнению придворных медиков о чахотке и подозревал Екатерину Медичи в отравлении его матери.
3. О притязаниях Генриха Наваррского на французскую корону
Генрих III Наваррский в силу своего происхождения был весьма значимой фигурой во французской политике. Однако значение это объяснялось не только и не столько Наваррской короной, унаследованной им от матери, сколько титулом первого принца крови, полученным от отца.
В то время правящий род Капетингов был представлен двумя ветвями: старшей ветвью Валуа, к которой и принадлежал сам король Франции со своими братьями, а также младшей ветвью – Бурбонами, которые по Салическому закону должны были наследовать корону в случае смерти всех принцев дома Валуа. В свою очередь, старшая ветвь Бурбонов в лице коннетабля Бурбона пресеклась, когда Франциск I обвинил его в измене и лишил владений, должностей и титулов. Младшая ветвь, Вандомы, сохранила свои владения. До рождения Генриха она была представлена тремя братьями – старшим Антуаном (отцом Генриха, который погиб к моменту описываемых событий), и двумя младшими – Луи де Конде (отцом Анри де Конде) и лицом духовного звания, будущим кардиналом Бурбоном. Таким образом, Антуан де Бурбон-Вандом, отец Генриха Наваррского, как старший представитель своего дома именовался первым принцем крови после Валуа. По названной причине Генрих Наваррский, как единственный сын Антуана, унаследовал этот титул от отца. При отсутствии у Валуа прямых наследников Генрих Наваррский был третьим в очереди на корону Франции. Женитьба на Маргарите Валуа была призвана еще более укрепить эти притязания. Однако его шансы в то время в любом случае казались иллюзорными: трое братьев Валуа были молоды и вполне могли иметь потомство.
Кроме того, Генрих Наваррский был внуком Маргариты Наваррской сестры Франциска I (деда Карла IX), таким образом, он приходился родственником королю Франции 22 степени.
Для полноты картины необходимо отметить, что Генрих Наваррский был не только самостоятельным королем маленькой горной страны, но и имел феодальные владения на территории самой Франции: Вандомское герцогство (в центре Франции), герцогство Альбре, графство Фуа, Бигор и Арманьяк и другие земли, что делало его вассалом французских королей. Кроме того, Генрих д'Альбрэ (отец Жанны д'Альбрэ ), затем Антуан де Бурбон, а после его смерти – Генрих, управляли в качестве губернаторов, назначенных французским королем, обширной французской областью Гиенью (юг Франции), к которой уже привыкли относиться, как к собственным владениям. В результате женитьбы Генриха на Маргарите Гиень была передана ему в феодальное владение по брачному договору в качестве приданого его жены.
4. О притязаниях Гизов на французскую корону
Гизы, хоть и претендовали на то, что ведут свой род от Карла Великого, но, с точки зрения Салического закона, их надежды на корону Франции выглядели значительно слабее, чем притязания Бурбонов. Однако Гизы обладали очень серьезным влиянием, в особенности в Париже, и рассчитывали укрепить свои позиции за счет женитьбы Генриха де Гиза на Маргарите Валуа. Опасаясь усиления Гизов, король Франции Карл IX и Екатерина Медичи стремились всячески помешать этим матримониальным планам, в частности, пресечь интимные отношения между Маргаритой и Гизом. Брак Марго и Генриха Наваррского расстроил надежды Лотарингского дома.
5. О Маргарите де Валуа
По романам А. Дюма эта дама известна всему миру, как «королева Марго», хотя в действительности вряд ли кто-то, кроме ее брата, Карла, называл ее так. Если посмотреть на портреты Маргариты де Валуа, то суждения о ее неземной красоте вызывают удивление. Однако ее бурная личная жизнь и, несомненно, искреннее восхищение, которое испытывал к ней Брантом, остаются историческим фактом. Поэтому приходится исходить из того, что она действительно была признанной красавицей своего времени.