Восход стоит мессы
Шрифт:
***
А город тем временем бурлил кровавой пеной.
По сигналу колокола церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа отряды городской милиции, солдаты и ополченцы герцога де Гиза приступили к последовательному истреблению старших офицеров протестантской армии. Дома, где остановились вожди гугенотов, заранее были взяты под наблюдение, чтобы никто из особенно ценных жертв не ушел живым. Все выходы из Лувра были перекрыты людьми господина де Коссена, получившими строгий приказ не выпускать никого из сторонников принцев Бурбонов.
Задача
Ненависть, взращенная последним десятилетием религиозных войн, замешенная на страхах, подогретая безнаказанностью и вином, в одночасье взломала все заслоны христианского воспитания и человечности, выплеснулась на улицы города. Толпы убийц и насильников, людей, которые еще несколько часов назад были скромными торговцами или аптекарями, примерными отцами семейств, затопили Париж.
Некоторые магистраты противились резне. Прево Парижа Жан ле Шеррон неоднократно отдавал приказы сложить оружие и разойтись по домам, но разве могли его теперь услышать? Ворота города закрылись, и Париж превратился в гигантскую ловушку, в которой за одну ночь погибло несколько тысяч человек.
Глава 9
Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право?
Нет, потому что оно сильно.
Мишель де Монтень
Шевалье д'Англере вытер кинжал об одежду мертвеца и быстро пошел к воротам. Стражник без единого слова выпустил его.
Город был непохож сам на себя. Отовсюду слышались крики, плач, смех… В свете факелов сновали какие-то тени. Д'Англере обошел лежащее прямо у ворот мертвое тело. Наклонился, перевернул его, заглянул в лицо. С удовлетворением узнал шевалье де Телиньи, правую руку генерала де Ларошфуко. Что ж, господа еретики, недолго довелось вам топтать мостовые Парижа.
Краем глаза он отметил, как небольшой отряд гугенотов довольно успешно отбивается от превосходящих их по численности, но явно уступающих в умении ополченцев Гиза с белыми повязками на рукавах. Гугеноты заметно теснили их, некоторые из нападавших уже были мертвы. Д'Англере вынул оружие и поспешил на помощь своим.
Его шпага со свистом распорола воздух и проткнула живот одного из гостей. Кинжалом он отбил клинок второго и слегка отступил, чтобы принять новый бой.
Радость освобождения пела у него в крови, долго он будет помнить эту святую ночь!
Благодаря вмешательству опытного воина, перевес опять сместился на сторону католиков. Тут подоспел еще один отряд ополченцев, и у врагов не осталось шансов.
Д'Англере стало скучно, и он двинулся дальше.
Проходя мимо трактира «Синий петух», он увидел, как несколько молодчиков из ополчения Гиза с белыми повязками на рукавах ломятся в двери. Это показалось ему странным недоразумением, и он решил вмешаться.
– Эй, господа, вы что-то перепутали. Здесь живут добрые католики, я знаю хозяина этого дома!
– Эти добрые католики, сударь, прячут у себя гугенотов. Значит, они и сами гугеноты!
– Эй, ребята, поднажмем, – крикнул кто-то. Тут замки не выдержали, и дверь провалилась внутрь. Откуда-то сверху раздался женский крик.
– Католики мы, католики! Детей-то пощадите, нехри…!
Фраза оборвалась на полуслове. Ожидая самого худшего, д'Англере растолкал их локтями и пробрался наверх. Это был тот самый зал, из окна которого он совсем недавно наблюдал за армией гугенотов, входившей в Париж. На полу в луже крови лежала матушка Фуке. Рядом с ней, хватаясь за ее юбку, в голос ревела пятилетняя девочка.
Другая девочка лет тринадцати, старшая дочь мэтра Фуке, судорожно пыталась оттащить сестру от умирающей матери. Мальчишка лет семи забился в самый дальний угол. Он непрерывно икал и в ужасе таращился по сторонам, явно не понимая, что происходит.
– Кто это сделал? Вы что?! Не в своем уме?! – д'Англере не понимал, как такое могло случиться.
– Эта баба скрывает гугенотов! – крикнул кто–то, – проваливайте-ка отсюда, сударь, подобру-поздорову!
Но шевалье и не думал проваливать.
– Убирайтесь, – велел он непрошеным гостям и поудобнее перехватил шпагу. Что-то в его лице было такое, что ополченцы, совсем еще недавно храбро сражавшиеся с женщиной и детьми, нерешительно мялись у входа. Их было пятеро против одного, и им, пожалуй, казалось глупым выполнять приказы этого странного господина.
– Это вы уходите, сударь, пока целы, – спокойно возразил старший из них, державший в руках топор, – здесь прячутся гугеноты, а эти люди им помогают.
– Эй, Жако! Хватит болтать, может, он и сам гугенот, только белую повязку нацепил! Давайте-ка, робя! Подна…
Он не успел договорить, потому что клинок д'Англере пробил ему горло. Кровь фонтаном хлынула на ковер и белую скатерть.
– Ну? – угрожающе произнес шевалье. – Кто еще думает, что я гугенот?
Они разом отступили, шарахнувшись от товарища, что еще корчился на полу, издавая булькающие звуки.
– Слышь, Жако… А может, он и правда, эта… католик… Ну его… Некогда нам…
С опаской глядя на незнакомца, они попятились к выходу, подстегиваемые угрюмым взглядом шевалье. Когда они наконец ушли, д'Англере наклонился к матушке Фуке. Несмотря на лужу крови на полу, она была жива и тяжело дышала.
Он стащил со стола скатерть, скомкал ее и зажал ею рану.
– Эй ты! Как тебя? – д'Англере огляделся в поисках старшей девочки.
– Я здесь, господин, – надо отдать ей должное, она быстро сообразила, что ему требуется ее помощь.
– Полотенце неси! Где у вас полотенце?
– Сейчас, господин… – она ненадолго исчезла из поля зрения, – вот, возьмите, – ее тонкая рука, протягивающая ему полотенце, мелко тряслась, но она делала что нужно и не теряла головы. «Молодец девчонка», – краем сознания подумал д’Англере.