Восходящие потоки
Шрифт:
"Только, кажется, — припоминаю я, — у тебя забронировано место не на Даниловском, а на Ваганьковском кладбище…".
Карл кивает.
"На Даниловском тоже. Я скупаю участки… э-э-э, под могилы… На прошлой неделе купил участок на Новодевичьем. Рядом с Хрущевым".
Я подумал, что Карла по примеру некоторых святых похоронят в разных местах: голень на Ваганьково, берцовую кость на Новодевичьем, а становую жилу на Даниловском.
Тем не менее, я продолжил допрос.
"Так
Неожиданно он рассвирепел:
"Я еще не определился с датой своей смерти, а ты требуешь, чтобы я назвал тебе место, где будут покоиться мои… мои…" — Карл запнулся.
"Твои мощи, ты хотел сказать?.." — помог я ему невинным тоном.
" Мои останки, дурак ты этакий!"
…Моя тоска начинает меня беспокоить. Она не только во мне. Ею наполняется все, на что падает мой червивый взор. Стоит мне только посмотреть на любой предмет, одушевленный или неодушевленный, и он сам собой становится воплощением смертельной тоски. Я источаю меланхолию, я ею исхожу. Мне ничего не хочется.
Изредка я обращаюсь к тетради отца. На днях я вычитал у него, что идея мертва, если в ней отсутствует чувство. Находиться в мире мертвых идей — значит находиться в заточении.
"От тоски до депрессии — всего лишь шаг, сделать его — раз плюнуть, сделаешь — и не заметишь, это я знаю твердо", — прочитал я.
…Я нигде не чувствую себя уютно. Мне надоели отели. Не понимаю, как Набоков мог десятилетиями жить в гостинице. Я бы не мог. Я все чаще вспоминаю свою берлогу на Воздвиженке, дом, где я родился, где прошла почти вся моя жизнь. Да, я не был там счастлив. Но сейчас мне казалось, что — был.
Я смотрю на Карла, Беттину, и с трудом "делаю" лицо. Меня хватает только на то, чтобы смыть с лица уксусное выражение. Приходится напрягаться. Занятие непривычное и утомительное. Так можно доиграться до судорог. Перекосит и… Я видел одного такого бывшего оптимиста. У него лицо напоминало разрисованную физиономию клоуна.
Я живу в атмосфере страха. Когда я сказал об этом Карлу, он расхохотался.
"Я чего бы ты хотел? Да половина миллионеров живет так. И не миллионеров — тоже. И время здесь не при чем. Так задумано. Редкие люди живут иначе. Например, Славик. Да и у него… если покопаться в его внутренностях… черт его знает, что мы там найдем".
Не сказать, что Карл меня успокоил. Для этого у меня слишком развинчены нервы.
Половина миллионеров… Ну, какой я миллионер! Я рантье. Банк выдает мне деньги, как зарплату. Я не могу избавиться от ощущения, что банк делает это из милости.
У меня нет ни загородных вилл, ни переделанных из крейсеров яхт, ни офиса с видом на Манхеттен, нет автомобилей за миллион… У меня нет ничего. Кроме Карла и его дружбы… И возможности носиться по миру в поисках самого себя.
Повторяю,
У отца я прочитал: "Проживи срок, который тебе отмерен. Проживи от звонка до звонка… Отслужи, отслужи, отслужи свой срок…"
Глава 22
За обедом Славик посмотрел на Карла и сказал: "Ты галит". Тому послышалось — "Главлит". Карл переспросил. Славик повторил: "Галит ты, братец, галит". Карл был озадачен. Слово "галит" слышал впервые. Сначала думал обидеться. Потом преодолел себя и попросил Славика разъяснить значение слова.
Славик охотно разъяснил. Галит — это минерал, он прозрачен и бесцветен.
Сначала Карл успокоился. Но потом, после некоторого раздумья, все-таки обиделся и обиделся по-настоящему.
И в ответ обозвал Славика "коллаборационистом". Теперь пришла очередь Славику крепко задуматься.
"А ну-ка поясни, сукин сын, что ты имеешь в виду?"
Вместо ответа Карл поднялся и отправился на кухню готовить Славику какой-то зверский коктейль с водкой, шерри, кайенским перцем и гранатовым соком.
С приездом Славика мы стали много пить. Этим я не хочу сказать, что до этого мы пили мало. Просто мы стали пить еще больше.
В один из дней Славик пропал. Только что он сидел с нами за столом и, дожидаясь обеда, уныло потягивал виски. И вдруг… Мы с Карлом заметили его исчезновение не сразу, а лишь тогда, когда увидели, что вместе со Славиком исчез и его стакан с виски.
Появился Слакик под вечер, без стакана. Вид у него был озадаченный. Славик пропустил обед, что для него равносильно катастрофе.
На все наши расспросы Славик никак не реагировал и отмалчивался.
И только много позже, когда стемнело и перед отелем на лужайке зажглись светильники, он пробормотал:
— Черт бы ее побрал, эту даму с собачкой…
— Даму с собачкой? — переспросил Карл.
— В том-то и дело, что эта была без собачки… Но с такой же припиздью.
Карл укоризненно покачал головой и глазами показал на Беттину.
Я отметил про себя, что тесное общение с Карлом дурно влияет на Славика.
Славик налил себе водки и нервно выпил.
— Какая-то неведомая сила приподняла меня над стулом… — он замолчал, припоминая.
— Не тяни! Рассказывай живее, — подстегнул его Карл. — Ты говоришь медленно, и от этого твой рассказ теряет половину своей актуальности. Ткань рассказа стареет, истончается и рассыпается. Это тебе и наш писатель скажет, — Карл кивнул на меня. — Пока ты доберешься до конца, совсем стемнеет, и мы забудем, о чем ты говорил вначале…