Восхождение денег

Фергюсон Ниал

В своей книге “Исповедь экономического киллера” Перкинс заявляет, что президенты Эквадора Хайме Рольдос Агилера и Панамы Омар Торрихос были убиты в 1981 году за попытку противостоять политике “союза правительства и банкиров, строивших империю”⁶². Но в этой истории есть странности. США не ссужали Панаме и Эквадору какие-то несусветные суммы – в 1970-х годах эти страны получили 197 миллионов долларов и 96 миллионов долларов, в сумме менее 0,4 % всей американской помощи. Более того, эти страны не были главными покупателями американских товаров. В 1990 году на их долю приходилось соответственно 0,22 % и 0,17 % американского экспорта. К тому же два президента не были столь уж значительными фигурами, чтобы их убивать. “МВФ и Всемирный банк дают кредиты странам, оказавшимся в кризисе, а не тем, которые имеют значение для американских корпораций”, – говорит все тот же Роберт Зелик.

Но обвинения в неоимпериализме продолжают звучать. По словам Джозефа Стиглица, лауреата Нобелевской премии по экономике и главы Всемирного банка с 1997 по 2000 год, МВФ

в 1980-х годах не только “в идеологическом раже насаждал идею превосходства рынка”, но и придавал своей роли “явные признаки империализма”. Более того, по мнению Стиглица, “многие предложения, на которых настаивал МВФ, например преждевременная либерализация рынка капитала, приводили к нестабильности в мире… Рабочие места постоянно сокращались, потому что приток и отток спекулятивных денег, частых спутников либерализации рынка, не оставляли камня на камня от экономики”, пишет он, добавляя, что “даже в тех странах, где был отмечен рост, принес он плоды богатым и, особенно, очень богатым”⁶³. В своем обличении МВФ и Уолл-стрит Стиглиц как будто забывает, что в 1980-х годах не только они настаивали на свободном перемещении капиталов. Путь либерализации проложила Организация экономического сотрудничества и развития, за которой (после обращения в новую веру французских социалистов Жака Делора и Мишеля Камдессю) пошла Еврокомиссия и Совет Европы. Можно утверждать, что рождению Вашингтонского консенсуса предшествовал консенсус Парижский (а тому – Боннский)⁶⁴. В Лондоне правительство Маргарет Тэтчер тоже пошло по пути либерализации рынка капитала безо всякой подсказки Вашингтона. Скорее уж Рейган последовал примеру Тэтчер, а не наоборот.

Хайме Рольдос Агилера в Эквадоре…

…и Омар Торрихос в Панаме – предполагаемые жертвы “экономических киллеров”.

Елавное обвинение Стиглица в адрес МВФ состоит в том, что, по его мнению, Фонд неправильно действовал во время азиатского кризиса 1997 года. Стиглиц считает, что сочетание кредитов объемом в 95 миллиардов долларов нуждающимся странам с условиями Вашингтонского консенсуса (высокие ставки, низкий бюджетный дефицит) лишь усугубило кризис. Эту точку зрения во многом разделяет экономист и публицист Пол Кругман⁶⁵. Сомнений по поводу серьезности того кризиса нет. В Индонезии, Малайзии, Южной Корее и Таиланде в 1998 году был значительный экономический спад. Но ни Стиглиц, ни Кругман не предлагают рецепта лечения этого кризиса кейнсианскими пилюлями – свободным обменным курсом и увеличением бюджетного дефицита. На обвинения Стиглица едко ответил Кеннет Рогофф, ставший главным экономистом МВФ сразу после того кризиса:

Правительства обращаются за помощью к МВФ, когда им не удается найти покупателей облигаций государственного займа и когда национальная валюта начинает резко падать. Стиглиц предлагает увеличить бюджетный дефицит, то есть взять в долг еще больше, и напечатать еще больше денег. Как кажется, Вы верите в то, что граждане неожиданно обретут веру в национальную валюту, если ее больше напечатать. Вы, судя по всему, уверены, что если инвесторы не хотят вкладываться в государственные облигации, то, если их выкинуть на рынок еще больше, покупатели выстроятся в очередь. Мы, живущие в реальном мире, имеем основания и опыт предполагать обратное. Мы, скромные земляне, по опыту знаем, что если правительство, которому не хватает денег, начинает их печатать, то это порождает инфляцию, с которой зачастую страна не в силах справиться. На Вашей далекой планете, возможно, экономика подчиняется другим законам, но в нашем мире неспособность правительства, стоящего на грани банкротства, сократить дефицит ведет к ухудшению ситуации⁶⁶.

Нет оснований предполагать, что решение правительства Малайзии в 1997 году ограничить свободу перемещения капиталов хоть как-то помогло стране выйти из кризиса. Кругман, по крайней мере, признает, что часть вины лежит на азиатских банках, бравших краткосрочные займы в долларах и дававших долгосрочные кредиты в местной валюте, причем зачастую не без кумовства. Никакой Великой депрессии в Азии не произошло. Единственное исключение – Японию – вряд ли можно считать жертвой МВФ. Все страны, пострадавшие от удара 1998 года, быстро вернулись к росту. Рост этот был столь стремительным, что уже к 2004 году многие начали сомневаться в нужности двух дочек Бреттон-Вудса – МВФ и Всемирного банка⁶⁷.

Восьмидесятые породили совсем другой тип экономических киллеров, нежели описанный Перкинсом. Эти киллеры гораздо опаснее – им никогда не пришла бы в голову мысль о возможности применения насилия для достижения своих целей. Для них выстрел в яблочко – прибыль в миллиард на одной операции. Им совершенно не было интересно заниматься продвижением американского империализма после окончания холодной войны. Напротив, они скорее исповедовали либеральные, а не консервативные взгляды. Они не работали в МВФ или во Всемирном банке. Напротив, их компании были настолько частными, что их акциями даже не торговали на биржах. Это были хедж-фонды, с которыми мы впервые встретились

в четвертой главе, когда говорили об управлении рисками.

Джордж Сорос – король королей хедж-фондов и повелитель рефлексивности.

Наряду с подъемом Китая бурное развитие хедж-фондов можно отнести к наиболее значительным событиям в мировой экономике после окончания Второй мировой войны. Хедж-фонды со своими слабо регулируемыми и чрезвычайно мобильными капиталами олицетворяют возвращение на рынок “горячего”, спекулятивного капитала, о котором почти ничего не было слышно между Великой депрессией и концом Бреттон-Вудских соглашений [70] . И король королей среди новой плеяды экономических тяжеловесов – Джордж Сорос. Неслучайно, когда премьер Малайзии Махатир Мохамад принялся искать, на кого бы свалить хотя бы часть ответственности за крушение национальной валюты, “болваном” он обозвал именно Сороса, а не специалистов из МВФ.

70

Термин “хедж-фонд” впервые появился в 1966 г. для описания созданного в 1946-м Фонда Альфреда Уинслоу Джонса. Фонд одновременно держал короткие и длинные позиции на американском рынке. Подобные фонды, как оказалось, не подпадали под действие ни закона о ценных бумагах 1933 г., ни закона об инвестиционных компаниях 1940 г., который накладывает ограничения на размер кредитного плеча и “короткие” продажи.

Сорос родился в еврейской семье в Венгрии, выучился в Лондоне и переехал в США в 1956 году. Там он стал известным аналитиком, а затем – главой отдела уважаемого банкирского дома “Арнольд и Блейхредер” (прямого потомка берлинского частного банка, управлявшего сбережениями Бисмарка)⁶⁸. Затем Сорос создал свой фонд и назвал его Quantum в честь принципа неопределенности Вернера Гейзенберга. Сорос, как и положено центральноевропейскому интеллектуалу, считает себя скорее философом, чем финансовым тяжеловесом. Его формирование под влиянием идей философа Карла Поппера нашло отражение в неприятии подхода к экономике как к науке. Именно с этого начинается его книга “Алхимия финансов” (1987)⁶⁹. Согласно лелеемой Соросом теории “рефлексивности”, рынки нельзя считать абсолютно эффективными, потому что они отражают неведение и предубеждения, зачастую иррациональные, миллионов инвесторов.

Не только участники рыночного процесса действуют на основе своих предпочтений, но также и их предпочтения влияют на ход событий. Это может создать впечатление, что рынки верно предчувствуют будущие изменения, но на самом деле не ожидания отвечают будущему ходу событий, а будущие события формируются этими ожиданиями⁷⁰, —

пишет он. Это обратная связь. Предпочтения инвесторов влияют на ход событий на рынке, которые, в свою очередь, влияют на предпочтения инвесторов, которые затем опять влияют на ход событий. Сорос называет это “рефлексивностью”. В своей последней на сегодняшний день книге он развивает эту мысль:

Рынки никогда не достигают равновесия, как оно понимается экономической теорией. Между реальностью и ее восприятием существует двусторонняя рефлексивная связь, которая может способствовать росту самовоспроизводящихся ростов и падений, пузырей. Каждый пузырь состоит из общего направления и недоразумения, которые рефлексивно взаимодействуют друг с другом⁷¹.

Изначально хедж-фонд был призван снизить рыночные риски за счет открытия коротких позиций, которые оказываются прибыльными, если актив падает в цене [71] . Для Сороса хедж-фонд стал прекрасным инструментом изучения его собственной теории рефлексивности. Надо отметить, что Сорос умеет зарабатывать и на длинных позициях, то есть при покупке активов в надежде на рост их стоимости. Он играл на повышение на рынке недвижимости в 1969 году. Три года спустя – на рынке акций банков. В 1971 году он ставил на повышение японских активов, а год спустя – на нефть. Еще через год, прислушавшись к жалобам израильтян на качество американской военной техники, использовавшейся в войне Судного дня, он решил, что инвестиции в оборонные компании США будут неизбежными, и вновь сыграл на повышение⁷². И каждый раз он оказывался прав. Но главные успехи Сороса строились не на росте, а на падении. Он заработал на обвале акций телеграфной компании Western Union в 1985 году, когда понял, какую угрозу для нее несет появление факсов. Потом он сыграл против доллара после соглашения “Группы пяти” 22 сентября 1985 года⁷³. Для Сороса это был год побед – его фонд вырос на 122 %. Главная в карьере Сороса игра на понижение стала также одной из ярчайших страниц британской финансовой истории.

71

Американская Комиссия по ценным бумагам и биржам дает следующее определение короткой позиции: “любой акт продажи ценной бумаги, не принадлежащей продавцу, или же любая сделка, завершающаяся поставкой ценной бумаги, одалживаемой самим продавцом или его представителем”.