Восхождение денег

Фергюсон Ниал

Знойным пятничным вечером, вскоре после моего прибытия в Мемфис из Детройта, я наблюдал, как на ступенях городского суда с аукциона продавались полсотни домов. Продавали их потому, что кредиторы лишили права выкупа заемщиков, не плативших по кредитам [60] . Мемфис не только чемпион Америки по банкротствам (как нам стало известно из первой главы). К лету 2007 года город также стал столицей рухнувших ипотек. В минувшие пять лет, как мне рассказывали, каждая четвертая семья города получала от кредиторов угрозы о лишении ее права выкупа заложенного жилья. Субстандартные ипотеки, которых только в 2006 году в Мемфисе было выдано на 460 миллионов долларов, опять были корнем всех бед. Но я был свидетелем лишь начала волны дефолтов. Центр ответственного кредитования в марте 2007 года предсказывал, что своих домов могут лишиться до 2,4 миллиона заемщиков⁶¹. Может, это еще и слишком оптимистичная оценка. В мае 2008 года по своим ипотекам уже отказались платить 1,8 миллиона американцев, и у 9 миллионов – у каждой десятой семьи – сумма ипотечного долга превышала стоимость залога. Свое жилье уже потеряли 11 % владельцев субстандартных ипотек. По оценкам банка Credit Suisse, в течение ближайших пяти лет права выкупа закладной будут лишены до 6,5 миллиона заемщиков. Это может привести к тому, что 8,4 % американских домовладельцев – или 12,7 % тех, кто купил жилье по ипотеке, – очутятся на

улице⁶².

60

Во многих штатах Америки кредитор в случае дефолта по ипотеке имеет право забрать только стоимость собственно заложенного жилья, но не получает права на другую собственность – машину или счета в банке – и не может рассчитывать на компенсацию потерь из будущих доходов должника. По мнению некоторых экономистов, это подталкивает многих заемщиков к отказу от платежей.

Кризис на рынке субстандартных ипотек, начавшийся летом 2007 года, распространился на мировые рынки кредитов. Его жертвами стали некоторые хедж-фонды. Банки и финансовые компании потеряли сотни миллиардов долларов. Корень проблемы был в кредитно-залоговых обязательствах – CD О. Только в 2006 году их было продано на полтриллиона долларов, половина этого объема была завязана на субстандартные ипотеки. Выяснилось, что цена части CD О была сильно завышена, что было следствием недооценки рисков возможных дефолтов заемщиков. Первыми жертвами стали хедж-фонды, специализировавшиеся на покупке CD О с высокой степенью риска, – иначе и быть не могло, так как дефолты поразили даже некоторые кредитно-залоговые обязательства с инвестиционным рейтингом надежности. Первые признаки надвигающейся бури обнаружили себя еще в феврале 2007 года, когда банк HSBC признал, что понес большие потери на американском ипотечном рынке. Но большинство аналитиков ведут отсчет кризиса от июня того же года, когда Merrill Lynch потребовал от двух хедж-фондов банка [61] . Bear Stearns увеличить залог по кредитам. Merrill Lynch ссужал им деньги и начал беспокоиться из-за чрезмерного объема их активов, привязанного к субстандартным ипотекам"'. Bear спас один из этих фондов, но позволил рухнуть другому. В течение следующего месяца рейтинговые агентства начали снижать рейтинги так называемых RMBS CD О. Аббревиатура расшифровывается как residential тortgage-backed security collateralized debt obligations (“кредитно-ссудные обязательства, обеспеченные жилищными ипотеками”). В удивительном названии – свидетельство того, насколько сложны эти финансовые продукты. По мере снижения рейтингов финансовые компании оказались на грани колоссальных убытков. Проблема усугублялась объемом заемных средств, гулявших по всей финансовой системе. В частности, хедж-фонды без оглядки занимали у банков, чтобы максимально увеличить свои возможные прибыли. Банки, в свою очередь, прятали ипотечные активы на балансах специальных дочерних “компаний стратегических инвестиций”. Те же жили на краткосрочные кредиты. По всему рынку стали расти опасения банкротств партнеров, и, как следствие, выдача кредитов полностью остановилась. Кризис ликвидности, о котором комментаторы говорили по меньшей мере год, разразился в августе 2007-го. Когда American Ноте Mortgage объявил себя банкротом, банк BNP Paribas закрыл три ипотечно-инвестиционных фонда, а Countrywide Financial полностью исчерпал свою кредитную линию в 11 миллиардов долларов. Почти никто не предполагал, что отказы малообеспеченных жителей Детройта и Мемфиса от выплат по субстандартным ипотекам приведут к финансовому обвалу такой силы [62] . Один банк (Northern Rock) был национализирован, другой (Bear Stearns) – спешно продан по бросовой цене конкуренту, множество хедж-фондов разорились, банковские списания составили по меньшей мере 318 миллиардов долларов, а общие потери превысили 1 триллион. Ипотечная бабочка взмахнула крылышками и вызвала ураган во всем мире.

61

Один из фондов носил гордое имя Фонд высококлассных структурированных кредитных стратегий с улучшенным рычагом.

62

Мало кто спорил с оценкой, которую дал кризису МВФ, – “сильнейший удар по финансам со времен Великой депрессии”.

Один из многих парадоксов этого кризиса в том, что он чуть было не похоронил Fannie Мае, этот полугосударственный столп демократии домовладельцев⁶³. Вследствие действий правительства США, Фанни и ее младшие брат и сестра – Фредди и Джини – увеличивали свою долю на рынке ипотек, снижая при этом степень государственных гарантий, ключевого элемента всей системы. Доля жилищных ипотек, гарантированных правительством, снизилась с 35 % до 5 % с 1955 по 2006 год. Но доля этих компаний на рынке ипотек выросла с 4 % до 43 % с 1955 по 2003 год⁶⁴. Отменяя одно за другим правила поведения компаний, правительство подталкивало Фанни и Фредди к увеличению доли производных ипотечных финансовых инструментов в их портфелях. Общий капитал двух “Ф” составлял 84 миллиарда долларов – всего 5 % от 1,7 миллиарда долларов активов на их балансах, и это не считая 2,8 миллиарда долларов ссудно-ипотечных обязательств, по которым они давали гарантии⁶⁵. Если эти финансовые институты начнут испытывать серьезные трудности, кажется разумным предположить, что государственная поддержка перерастет в государственное владение с соответствующими последствиями для бюджета [63] .

63

Как выяснилось, все именно так и вышло.

Так что нет, стены и крыша – не самое надежное вложение капитала. Цены могут не только расти, но и падать. И, как мы смогли убедиться, ликвидность жилья крайне низка – его трудно быстро продать в случае необходимости. В период экономического спада цена недвижимости точно “залипает” на прежнем уровне, ведь продавцы не больно-то хотят сокращать свои запросы. В результате, вместо того чтобы продать свое жилище и переехать, его владельцы с тоской смотрят на объявление о продаже. Повальное владение недвижимостью снижает мобильность населения и, соответственно, замедляет выход из спада. Это – оборотная сторона столь привлекательной для многих идеи демократического общества домовладельцев, в котором съемщики становятся собственниками. Остается вопрос: стоит ли экспортировать эту коварную модель в другие страны?

Надежный, как домохозяйка

Кажется, элегантные бульвары в центре Буэнос-Айреса и трущобы города Кильмес находятся на разных планетах. Но действительно ли обитатели Кильмеса так бедны, как кажется на первый взгляд? Перуанский экономист Эрнандо де Сото полагает, что трущобы таят в себе миллиарды долларов нереализованного богатства. Де Сото подсчитал,

что общая стоимость недвижимости, которой владеют бедняки по всему миру, составляет 9,3 триллиона долларов. Это почти равняется суммарной рыночной стоимости всех компаний, чьи акции торгуются на биржах двадцати богатейших стран. Кроме того, это в девяносто раз больше общего объема помощи беднейшим странам за последнюю треть XX века. Проблема в том, что обитатели Кильмеса и других трущоб по всему миру не имеют юридических прав владения жильем. А без юридического права владения они не могут его закладывать и брать под него кредиты. По мнению де Сото, это выливается в постоянное торможение экономического роста – без возможности занять деньги для открытия своего дела никакого дела и не будет. Предпринимательские инициативы душатся в зародыше, и энергии капитализма некуда выплеснуться⁶⁶.

Проблема во многом в том, что в Южной Америке, да и не только в ней, получение права на владение собственностью связано с неимоверными бюрократическими трудностями. По данным Всемирного банка, в Аргентине на регистрацию собственности уходит месяц – и это гораздо меньше, чем раньше. В некоторых странах – в Бангладеш или на Гаити, к примеру, – на это требуется почти год. Де Сото со своими помощниками потратил шесть лет и одиннадцать месяцев на получение права построить дом на принадлежавшей государству земле в Перу. За это время вопросом занималось 52 правительственных ведомства. До недавнего времени на Филиппинах регистрация прав собственности на недвижимость была сагой из 168 частей, в которой участвовали 55 государственных и частных компаний и ведомств, что занимало от тринадцати до двадцати пяти лет. В англосаксонских странах – почувствуйте разницу – на это уходит от двух дней до трех недель, и то редко. Как считает де Сото, бюрократические барьеры превращают активы бедняков в “мертвый капитал, подобный воде в высокогорном озере – богатом, но нетронутом источнике энергии”. Вдохните жизнь в этот мертвый капитал, говорит он, и страны вроде Перу начнут двигаться к более сытому будущему. Только при нормально работающей системе прав собственности рынок может оценить стоимость жилья; жилье может быть легко продано и куплено; может использоваться как залог по кредиту и обеспечивать сделки. Кроме того, лишение бедняков права владения приводит к тому, что они скрываются в серой или черной области по соседству с официальной экономикой, а туда правительству не дотянуться. Это не дает возможности казне собирать налоги и снижает доверие к самому государству. Иными словами, бедные страны бедны, потому что у них отсутствуют работающие права собственности, “скрытый фундамент” успешного экономического развития. “Право собственности не панацея, но оно при этом – краеугольный камень всей системы, – писал де Сото. – Без права собственности никакие другие реформы не могут быть доведены до конца”. Кроме того, бедные страны, лишенные избирателей-собственников, с большей вероятностью сворачивают с демократического пути развития. “Право собственности, в конечном итоге, ведет к демократии, потому что без нее невозможно поддерживать рыночную систему собственности – это единственный сценарий, при котором инвесторы не волнуются”, – уверял де Сото⁶⁷.

В глазах маоистской террористической группировки “Сияющий путь” де Сото – злодей⁶⁸. Поэтому в 1992 году коммунисты покушались на его жизнь; три человека погибли. Иные видят в де Сото “Распутина” при бывшем (а затем обвиненном во многих грехах) президенте Перу Альберто Фухимори. Но есть и те, кто видят в де Сото героя, пытающегося распространить по миру модель демократии собственников. Бывший президент США Билл Клинтон называл его “вероятно, величайшим из ныне живущих экономистов”. Владимир Путин в бытность свою президентом России счел достижения де Сото “выдающимися”. За работы, являющие собой “воплощение духа и практики свободы”, американский либертарианский мозговой трест Институт Катона в 2004 году наградил де Сото премией имени Милтона Фридмана. Де Сото и его Институт свободы и демократии оказывали консультационную помощь правительствам Египта, Сальвадора, Ганы, Гаити, Гондураса, Казахстана, Мексики, Филиппин и Танзании. При этом остается вопрос: работают ли его теории на практике?

Кильмес – прекрасная лаборатория, чтобы проверить, действительно ли де Сото разрешил “загадку капитала”. В 1981 году, когда в Аргентине правила хунта, 1800 семей самовольно построили себе жилье на пустыре. После свержения военных и восстановления демократии местные власти экспроприировали землю у прежних владельцев и дали “самостройщикам” права собственности на их дома. Однако лишь восемь из тринадцати бывших землевладельцев согласились с размером компенсации за отнятую землю. Остальные начали долгие судебные тяжбы. В результате некоторые жители Кильмеса стали полноправными собственниками своего жилья – они заплатили незначительную сумму за аренду земли и спустя десять лет получили все необходимые документы. Остальные до сих пор числятся сквоттерами – незаконными захватчиками земли. Разница между домами собственников и лачугами сквоттеров бросается в глаза. У первых и заборы лучше, и краска на стенах свежее, а жилища вторых напоминают развалины. Как известно, собственники следят за жильем лучше, чем съемщики.

Без сомнения, владение собственным домом изменило жизнь многих в Кильмесе. По данным одного недавнего исследования, собственники стали куда большими индивидуалистами и материалистами, чем их соседи-сквоттеры. На вопрос “Важны ли деньги для счастья?” ответов “да” от собственников было на 34 % больше, чем от “самостройщиков”⁶⁹. Но в теории есть и явный изъян: несмотря на владение недвижимостью, жителям Кильмеса не стало проще брать деньги в кредит. Лишь 4 % получили ипотеки⁷⁰. И в родной стране де Сото, Перу, права собственности сами по себе не дали больших результатов в деле оживления мертвых капиталов. Да, в 1988 году правительство Перу последовало рекомендациям де Сото, и срок регистрации прав собственности на недвижимость резко сократился – всего до одного месяца, – а стоимость оформления упала на 99 %. В течение двух лет после создания в 1996 году Комиссии по легализации собственности права владения были оформлены на 1,2 миллиона зданий в городской черте. Но если экономический прогресс, обещанный де Сото, и шел, то крайне медленно. Лишь четверть семей из тех 200 тысяч, что получили в период с 1998 по 1999 год право владения землей в столичной Лиме, обратили свою собственность в кредиты. Во многих других странах, в частности в Камбодже, предложенные Сото меры привели лишь к обогащению спекулянтов и девелоперов, выживавших бедняков из их домов⁷¹.

Запомните: просто владение собственностью не гарантирует вам спокойствия, оно гарантирует спокойствие вашим кредиторам. Как выяснил в 1840-х герцог Букингемский, настоящие стабильность и спокойствие приносит лишь постоянный доход; сегодня многие жители Детройта делают это открытие заново. Так что не обязательно каждому предпринимателю в развивающемся мире закладывать свой дом. Ключ к богатству может вовсе и не совпадать с ключом от дома.

Бетти Флорес я встретил в один дождливый понедельник на рынке боливийского городка Эль-Альто, расположившегося неподалеку от столицы Ла-Пас. Я направлялся в городское отделение Pro Mujer – организации, занимающейся микрокредитованием. С непривычки в горах я устал и решил остановиться и выпить чашку кофе. Тут я ее и увидел – она варила и продавала густой, крепкий боливийский кофе туристам и хозяевам окрестных лавочек. Ге энергия и живость сразу поразили меня. В отличие от большинства местных женщин, Бетти, нисколько не смущаясь, заговорила с иностранцем. Выяснилось, что она – одна из клиенток Pro Mujer. Она взяла кредит на расширение своей кофейни (ее муж, механик, кредит получить не смог). Результат был налицо: Бетти едва успевала выполнить один заказ, как тут же получала новый. Она собирается расширяться и дальше, а пока ее дело помогает оплатить учебу дочерей.