Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Интенсивность движения вдоль этих маршрутов время от времени менялась, но существенно было то, что в результате таких перемещений происходил культурный обмен. Вообще, если исключить "случаи перемещения культурных границ на основных территориях в результате военных акций, то взаимные заимствования между цивилизациями Евразии были случайны, избирательны и имели сравнительно малое значение. Пока каждая из четырех основных цивилизаций оставалась примерно на одном уровне с соседними, цивилизованный человек редко находил причину отказаться от традиций своих предков в пользу чужеземной новинки. Лишь когда угроза внешнего завоевания либо внутреннего распада создавала опасность устоявшимся институтам, представители любой из этих четырех цивилизаций проявляли далеко идущую восприимчивость
Самый северный путь между цивилизациями Евразии, проходя через степь, имел несколько большее, чем другие, значение для культурного обмена, поскольку кочевники продолжали представлять серьезную военную угрозу всем земледельческим народам, попадавшим в предел полета их стрел, вплоть до сёредины XVII в. Любое местное ослабление открывало степнякам дорогу набегам либо завоеваниям сравнительно больших областей. Восточная Европа, Китай, Средний Восток и северо-запад Индии неоднократно опустошались либо завоевывались, и даже отдаленный и покрытый лесами дальний запад Европы время от времени ощущал удары совершенно необычных для них степных орд, подобных возглавляемым Аттилой гуннам.
Завоевания кочевников, по сути, редко имели большое значение, поскольку варвары спешили усвоить как можно больше из культуры своих покоренных подданных. И все же нашествие кочевников и неоднократные завоевания ими соседних территорий иногда провоцировали далеко идущие последствия. Это утверждение особенно справедливо для Среднего Востока, где турецкое господство преобразовало исламское сообщество после 1000 г. н. э. и спровоцировало новую вспышку военной экспансии, принесшей веру Мухаммеда глубокого в Европу и Индию. Кроме того, степные народы зачастую создавали новые культурные образования путем смешения отдельных традиций разных цивилизаций. Так, империя кочевников Чингисхана привязала Китай к другим евразийским цивилизациям сильнее и глубже, чем все предыдущее развитие, тогда как турки Османской империи в Европе и Великие Моголы в Индии более или менее сознательно смешивали ислам с местными культурными традициями в произвольных пропорциях.
Евразийское культурное равновесие в период с 500 г. до н. э. до 1500 г. н. э. было сухопутным. Каждая цивилизация, помимо защиты от внутренних смут и борьбы со своими цивилизованными соседями, должна была иметь постоянный пограничный заслон от набегов кочевников. Контакты по морю при этом остались сравнительно незначительными.
К началу христианской эры цивилизованную форму приняли общества в Перу и Мексике. По сравнению с их евразийскими современниками эти отсталые в развитии сообщества навсегда остались слабыми и во многом схожими с культурами, которые процветали в Месопотамии, Египте и долине Инда в III тыс. до н. э. В общем контексте мировой истории американские цивилизации развились с таким опозданием, что не имели никаких шансов противостоять европейской агрессии. В этом смысле они были мертворожденными и выступали пассивно, лишь.как жертвы в истории возвышения Запада.
То же можно сказать о домусульманских культурах Африки. К VII в. н. э., или около этого, несколько африканских сообществ на западе африканской саванны и к югу от Сахары продвинулись в своем развитии к протоцивилизации; а несколько позже и другие сообщества, расположенные вдоль горных хребтов Восточной Африки, последовали этим путем. Данные культуры, однако, никогда не были независимы от основных цивилизаций Евразии и никогда не достигали уровня, позволяющего им противостоять достаточно долго исламским и европейским завоеваниям, которые выпали на их долю начиная с XV в.
Что касается другого обитаемого континента, Австралии, то очевидно, что он оставался полностью изолированным и находился вне круга взаимодействующих цивилизаций до XVIII в. н. э.
Как внятно и доступно представить многосложный исторический комплекс этого периода и при этом, насколько возможно, не упустить и не преувеличить ни одну фактическую линию — проблема, решить которую практически невозможно именно в этой, средней части книги «Восхождение Запада». В первой части поставленная задача была гораздо проще (также будет
В период евразийского культурного равновесия такой простой структуры уже нет. Каждая из четырех основных цивилизаций развивалась более или менее свободно в своем собственном направлении. Культурные влияния и взаимные интересы основных цивилизаций пересекали варварский мир по пути из одной цивилизации в другую. Можно ли свести такую сложную картину к единственной сюжетной линии?
Мое решение состояло в том, чтобы сначала описать как можно полнее основные центры, определяющие культурный баланс Евразии, либо центры, нарушающие это равновесие в последовательные промежутки времени, а затем обратить внимание на окраинные области, описывая их более бегло. При этом может быть преувеличена роль Среднего Востока и близких ему по духу районов Восточного Средиземноморья и севера Индии, поскольку, когда неустойчивые границы соперничающих цивилизаций начинали быстро меняться именно здесь, это тут же грозило сложившемуся культурному равновесию Старого Света. Возможно, для истории человечества в длительной перспективе эти изменения в сердце Евразии имели меньшее значение, чем постоянное и никогда не прекращающееся наступление цивилизаций на варварство. Именно это наступление и создавало многочисленные и внутренне разнородные разновидности отдельных мировых цивилизаций. При этом все большая частота контакта между ними готовила путь для впечатляющего глобального объединения цивилизаций, которое и произошло в последние три или четыре столетия.
Тем не менее выведение на передний план экспансии отдельных цивилизаций и построение на этой основе мировой истории создает определенные трудности. В частности, всякий раз, когда географические сферы двух или более цивилизаций сталкиваются или накладываются одна на другую, при трактовке ситуации возникает постоянная опасность впасть в повторение либо исказить описываемое событие. Более того, чтобы подчеркнуть уникальность каждой отдельной цивилизации и трактовать ее контакты и столкновения как вынужденные (или даже как случайные), необходимо слегка «затемнить» главный источник социальных изменений в пределах отдельной цивилизации, возможно, важнейший источник, даже в эту эпоху — стимул, вызванный внешним контактом.
Поэтому часть II этой книги излагается способом, который представляется меньшим из двух зол: основываясь на равновесии культур (о котором всегда будем помнить), предлагается рассматривать нарушения этого равновесия на примерах отдельных историй различных цивилизованных обществ.
ГЛАВА VI.
Экспансия эллинизма в 500-146 гг. до н. э.
Греческий стиль цивилизации, организованный и выраженный в основном своем институте города-государства, занимал в начале V в. до н. э. весьма небольшую географическую область. Даже в узких пределах самой Греции не имеющие выхода к морю области, например, такие как Аркадия, можно было лишь условно назвать цивилизованными; а Фессалия была лишь переходной областью, к северу и к западу от которой жили грекоязычные варвары. Но уже несколько столетий спустя сильно изменившийся эллинизм распространился по всей территории Средиземноморья, проник в глубь Европы на Твид, Рейн и Дунай. Элементы эллинизма накладывались на древние цивилизации Среднего Востока и проникали дальше, в Индию, а со временем его отзвуки, слабые, но вполне распознаваемые, зазвучали и в отдаленном Китае.
Такое быстрое распространение поразительно для цивилизации, географически столь ограниченной в 500 г. до н. э. Такое нарушение евразийского культурного равновесия вследствие распространения эллинизма может быть расценено как главное историческое событие в промежутке между 500 г. и 200 г. до н. э. Но поскольку процессы экспансии включали как ассимиляцию чужих культурных традиций, так и социальные преобразования в самом эллинизме с далеко идущими последствиями, то в итоге уже в IV в. до н. э. начальный наступательный порыв стал иссякать.