Восхождение

Киле Пётр

Диана, последовав за Психеей, вошла в дом графини Анастасии Михайловны в Царском Селе, чтобы отдышаться, ведь и душе-невидимке необходим приют.

Было уже утро. Выглядывая в окно из библиотеки в сад, она в стекле увидела свое отражение и отпрянула от неожиданности, при этом чья-то тень промелькнула на полу; и тут она ясно ощутила себя, а не одни глаза, свое тело, свое дыхание, живую жизнь в себе, как при пробуждении от сна.

Она застыла, боясь шелохнуться, как статуя. Эста вошла и всплеснула руками.

– Диана!

Это не сон!
– Эста забегала около нее.

– Ты меня видишь?

– Вижу! Как и себя. Как это утро. У Аристея есть даймон. Он вернул тебя к жизни.

– А где он?

– Думаю, он скоро явится, если проявляет заботу о нас, пребывая даже в странствиях.

– Хорошо. Предупреди графиню. Устрой меня где-нибудь. Я не спала целую вечность.

– На пресловутом шабаше ведьм произошло не только воскресение богов, но и смертных.

– Это был шабаш ведьм?
– Диана упала в кресло в счастливом изнеможении, как после спектакля.

– Уж конечно, не пресловутый шабаш ведьм, а мистерия с воскресением Диониса, - отвечала Эста.

– Мне кажется, я там видела Аристея. Он пролетал над Вороньей горой, как ангел, весь из света.

– Как Люцифер!
– рассмеялась Эста.
– Он-то и сотворил чудо.

– Как поверить? Может быть, это всего лишь видения моей блуждающей души, - засыпая в кресле, прошептала Диана.

Задергивая жалюзи, Эста увидела внизу в саду Леонарда и выбежала к нему.

– О, Психея!
– Леонард не помня себя заключил девушку в объятия, и она осыпала его поцелуями. Впервые после всех недоразумений, превращений и разлуки они встретились лицом к лицу, сами по себе, какие есть, какими стали, казалось, спустя столетия.

– Эрот!
– рассмеялась Эста сквозь слезы.
– Наконец-то! Где ты, милый мой, был?

– Все хорошо?

– Да. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Мне кажется, все только начинается, как новый день, - Леонард поднял руку на свежую синеву небес, с белыми кучевыми облаками, которые отражались чисто и ясно в водах пруда, как стая лебедей.

Эста рассмеялась и, наклоняясь над водой, взглянула на себя, как в зеркале. Леонард тоже поглядел в серебряное зеркало вод, а затем глаза их встретились - здесь и там, в бездонной глубине времен, куда они проваливались и всплывали вновь. Чтобы их снова не затянуло, они, взявшись за руки, вышли на дорожку.

– Что хорошо кончается, то длится вечно, - продолжал Леонард носиться с мыслью, высказанной Эстой.
– Первообразы в нас и воссоздаются через нас. Так творится вечность, и мы причастны к ней. Вот почему и поныне здесь все дышит для нас атмосферой юности поэта и древнего мира. Здесь наша мифическая родина.

– Хорошо сказано, - подал голос Аристей, показываясь из-за деревьев за поворотом аллеи.

Эста вскинулась и обняла художника с благодарностью, а глаза ее наполнились слезами.

– Что с вами, Эста? Диана?
–

Аристей тотчас все понял, и радость возвращения сменилась болью, неожиданно глубокой и сильной, всеобъемлющей.

Ведь на шабаше ведьм промелькнула и Диана, и он решил, что она умерла за время его странствий, впервые воззвал к даймону, и тот отозвался: над городом заблистал Золотой парусник, и коснулись его поднятых рук пучки света, коими он стал, как кистью, воспроизводить тени, смутные и отчетливые, прежде всего, разумеется, ту, что вызвал в его представлении образ Дианы - не из его «Фантазий в духе Ватто», а из сцены в Эдеме.

– Нет, нет!
– повела рукой Эста, заметив печаль, охватившую художника.
– С Дианой произошло нечто удивительное, как, впрочем, со всеми нами, Аристей, я думаю, благодаря вам. Ваши вещи в доме графини. Идемте!

– В доме графини? Почему?

– В мире произошло много чего, пока вы странствовали. Всеевропейская война, революция в России.

– Революция?
– Леонард загорелся.
– И она победила?

– В России в муках рождается новый мир.

2

Графиня Анастасия Михайловна пригласила Аристея и Леонарда на обед, сразу извинившись, что по нынешним временам роскошного стола не обещает.

– Все же мы должны непременно отметить ваше возвращение из странствий, - улыбнулась графиня.
– Это настоящий праздник.

У ворот остановилась коляска с Легасовым.

– Мамочки! Эти господа здесь!
– растерянно возмутился Тимофей Иванович, не столь могучий, как прежде, а осунувшийся несколько к старости либо от пережитых невзгод.
– Маги! Чародеи! Пакостники!

Он достал из коляски корзину со съестными припасами. Хозяйка встречала гостя у парадного входа, а со стороны сада в дом вошли Аристей и Леонард. Дианы не видать.

– Тимофей Иванович, вы одни?
– полушепотом справилась Анастасия Михайловна.

– Да, - тоже полушепотом отвечал Легасов.
– Она ведь не может появляться со мной в обществе.

Тимофей Иванович, отдав корзину прислуге, приосанился, в светлом дачном костюме, порядком измятом, уже без выпирающей из него энергии, то есть явный старик, смирившийся с возрастом и даже находящий в нем новую форму самоутверждения.

– Ну-с, господа, откуда вы? Позвольте полюбопытствовать, не из преисподней? Простите, или вам ближе слово товарищ?
– громко, словно храбрясь, расхохотался Легасов.

– Прекрасное слово товарищ, не правда ли?
– примирительно произнесла Анастасия Михайловна.
– А то фи - господа. А человеком называют слугу.

Вверху на лестничной площадке вестибюля показалась Эста, со сна особенно по-детски невинная и прекрасная, как никогда.

– О, Психея!
– прошептал, по своему обыкновению, Леонард.