Восхождение

Киле Петр

– Да, - подтвердила Леля и повторила приглашение после концерта подъехать к ним, где всем им собраться в более узком кругу будет тем приятнее, что Леонард приготовил некое представление - в память старых времен.

Диана усомнилась, ссылаясь на мужа, и тогда Леля попросила у нее позволения, чтобы Эста поехала с нею, с ночевкой.

– Или я попрошу маму, - сказала Леля, выискивая новый вариант, - чтобы она пригласила вашего мужа. Папа в отъезде, но у нас как раз нынче собираются все те, кто любит маму. Ведь представление будет дано в ее честь.

– Впрочем, как

и этот вечер, - согласилась Диана. Ведь даже ее муж почел за честь приглашение княгини в числе самых именитых людей столицы на этот благотворительный концерт.

Вечер несомненно удался. Уж княгиня Зинаида Николаевна постаралась, да у нее были помощники из студентов и барышень, не говоря о Навротском, который занимался оформлением как сцены, так и зала, проявляя вкус и интерес театрального художника, каковым он все чаще выступал.

Эста и Леля даже обнялись, не зная хорошенько, чему они так радуются, и подали знак Леонарду, мол, все в порядке, и он в странном волнении поспешил вернуться домой. Была уже ночь, тихая, звездная, особенно яркая, точно и звезды вызрели, как яблоки и груши, запах которых сопровождал его всю дорогу, будто он ехал по огромному саду.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Особняк князя Ошерова. Съезжаются гости, из тех, кто принимал на благотворительном концерте то или иное участие. В столовой ужинают, где-то музыцируют и танцуют. На площадке у гостиной Леонард подходит к Диане Муриной.

Диана смеется:

– Ах, это вы! И снова не узнала.

К ним подходит Эста, Диана, всплескивая руками, уходит. Леонард обращается к девушке с вопросом полуофициально:

– Скажите, Эста, мог ли вас я встретить зимою в парке Царского Села?

Эста задумчиво:

– Да, встретились мы было, только вы меня, пожалуй, не узнали. Или вы были не одни? А я с графиней, моею крестной матерью, была. Ведь я в гимназии училась в Царском.

Леонард с удовлетворением:

– Все так. Прекрасно. Мне пора на сцену. Я думаю, меня поймете вы. Здесь не игра; как гетевский Гомункул, «Хочу родиться в лучшем смысле слова».
– Уходит в гостиную, настежь открыв двери.

Дальняя стена дома заканчивается «фонарем», с тремя окнами на втором этаже, что создает глубину сцене с небом в вышине. На нескольких сдвигающихся и раздвигающихся ширмах пейзаж с фигурками мифологических существ в античном духе, проступающих в зависимости также от освещения.

Гости рассаживаются в креслах. В стороне Диана и Аристей, к ним подходит хозяйка дома княгиня Зинаида Николаевна.

Княгиня с любопытством:

– Все удивляюсь я, когда и где успели вы столь подружиться, а?

Диана, взглядывая на Аристея:

– В Самаре, где впервые я на сцену вступила и всего боялась страшно от одиночества, наверное; и вдруг лицо знакомое из детства - ученый, путешественник, художник, и как пути-то наши вдруг сошлись?

Аристей с легкой усмешкой в глазах:

– В предвечном мире, Леонард сказал бы. Да, кстати, там готовы к представленью?
– Уходит за кулисы.

Зинаида Николаевна предостерегающе:

–

Ты на него во все глаза глядишь!

Диана, задумываясь, рассудительно:

– Не выше ростом, не сильней других и даже не приметней, не красивей, но в облике вдруг нечто проступает, и, кажется, высок и светел он, сказать боюсь, как бог среди людей.

Княгиня подтверждает:

– В нем превосходство личности приметно, уж это верно; ты в него влюбилась.

Диана не отрицает:

– Он мужественен просто и умен, мужчина и ребенок в высшем смысле, чем привлекателен для нас, для женщин; хотя он нас пугает, мы смеемся; легко ему нам головы кружить, да занят он не нами, не собою.

Так юность превосходна по природе и женственность чарующе проста, как образ идеальный и зовущий нас к высшей жизни, к высшей красоте.

Зинаида Николаевна с раздумчивой улыбкой:

– Так, кто же он? Мужчина в самом деле, иль образ идеальный, нас зовущий - куда?

– Боюсь, он сам еще не знает. Он жаждет восхождения к вершинам, чтоб обозреть немыслимые дали земного бытия, как жизнь свою.

– Ну, это как понять? А, впрочем, ладно.

Занавес освещается светом изнутри и раздвигается. На ширмы падает свет, медленно смещаясь, и пейзаж загорается сиянием голубого неба, моря, казалось, бесконечного, золотистого песка на берегу и зелени на лужайке у скал. Не сразу бросаются в глаза тритоны, дельфины, нереиды в воде и нимфы на земле и потому, казалось, что они то появляются, то исчезают.

На лужайке у высоких скал слева показывается Леонард с видом сатира в сопровождении девушек, не то нимф, не то муз.

Хор девушек:

– Из Хаоса и Эроса - из двух начал - впервые зазвучал Любви хорал, с Враждой вступая в перебранку, как птицы оглашают спозаранку всю радость бытия в окрест, им вторят звери из укромных мест, охотой заняты кровавой.

Вражда могучих покрывает славой. Таков закон: ликует кровь, Вражду лелея и Любовь.

Лишь племя, слабое, нагое, мысль обрела на радость и на горе, и восхитилась, как своей мечтой, влюбленных женщин красотой. – Пляшет. –

В то утро ослепительная пена явилась в море, как из плена могучих бурь и волн спасенный радугами челн, точней, купальщицы предивной, нагой, лежащей на дельфине, со взором, устремленным ввысь, где, куверкаясь, бог Гефест повис, в сетях из золотых тончайших нитей, на смех и восхищенье Афродите, с ее красой пленительно-прелестной, что бог спустился к ней, как за невестой.

Смеясь, богиня приняла его: в любви ее природы торжество! – Пляшет.

Леонард подхватывает:

– Вот как Гефест, вставая спозаранку, когда все боги спали на Олимпе, спеша на кузницу, вдруг пошатнулся, завидев в море женщину нагую, неописуемой красы и неги, упал нарочно, не боясь разбиться, - он смастерил невидимые сети из нитей золотых на всякий случай, - с тем оказался он в сетях Киприды, ее любви и женственности нежной, и рук, и ног, и восхищенных глаз, и плеч, и грудей - прелестей соблазн, и живота, и туловища - радость, и черных волосков, ведущих к тайне, пугающей и вожделенной столь, как жизнь и смерть и как сама любовь.