Воскрешение Малороссии
Шрифт:
Как сказали бы мы сейчас. Сковорода обладал хорошим инстинктом самосохранения и развитой интуицией, помогающей избегать опасности. Но с другими своими «прозрениями» он предпочитал не делиться. Сам сбежал от чумы, и хорошо. А другие — пускай гибнут.
Образ Григория Сковороды как великого аскета нуждается в некотором уточнении. Официальная точка зрения гласит: он ел один раз в день, не пил спиртного и не употреблял мяса. Однако эта картина не совсем точна. Философ-нестяжатель любил трескать деликатесы! «Пришли, друже, лимончиков пару», — писал он во время болезни своему другу Иакову Правицкому.
Лимончики в те времена в наших краях — более чем редкость.
Еще любитель премудрости очень уважал сырок. «Сыр нашего Михаила где-то застрял по дороге», — жалуется он тому же Правицкому, намекая, что его философический организм нуждается в подкреплении именно этим тонким продуктом.
Уважал и наливочку, которой, по словам Квитки-Основьяненко, «в дружеских и приятельских собраниях поддерживал и одушевлял беседы». И правда, какой же украинский философ без чарки? У нас как выпьют, так все философы — такое несут, что и Диоген в своей бочт ке на том свете переворачивается.
Общеизвестно, что Сковорода умер в селе Ивановка в 1794 году, где гостил у знакомого помещика. На его могиле написали: «Мир ловил меня, но не поймал». Но вокруг захоронения «доброго человека» стало твориться нехорошее. Писатель Григорий Данилевский в конце XIX века даже утверждал: «Имя Сковороды в Ивановке было почти совсем забыто, и к могиле его не имели никакого уважения. От этого, по мнению тамошних жителей, происходили нередко странные события с семействами тех, к кому переходил садик с могилою «философа»: или умирали неожиданно сами владельцы этого места, или лишались своих жен. Чаще же этого кончалось тем, что или владельцы, или их жены спивались... Предпоследний владелец сада обратил особое внимание на место покоя Сковороды и дожил дни спокойно».
Получается, что после смерти Григорий Савич сам стал «ловить» мир вокруг себя... Причем, не очень гуманными способами.
Идея поместить Григория Саввича на самую крупную украинскую банкноту (500 гривень), воплощенная в 2006 году, — оказалась в высшей степени опасной, что и показал валютный кризис через два года, обесценивший национальную валюту вдвое. Сковорода был мистик. И все происходившее с ним тоже окутано мистицизмом, А ведь известно — как вы яхту назовете, так она и поплывет. Малороссийско-украинский философ XVIII столетия прославился как принципиальный приверженец бедности. Накопление материальных благ он считал пустым занятием, отвлекающим человека от истинного счастья — блуждания босиком с торбой за плечами.
Если отбросить все, что нагородили вокруг личности Сковороды мифотворцы, получается, что по социальному статусу он был бомжем. То есть лицом без определенного места жительства и занятий. А ведь известно, что Украина — страна с говорящими фамилиями. Избрали гетманом Богдана Хмельницкого и получили свободу — но с большим хмелем и пьяным разгулом, обернувшимся в конце концов похмельем Великой Руины. Схватил булаву Павло Скоропадский — и почти сразу же свалился с престола, просидев только семь с половиной месяцев. Стал президентом Ющенко — и заварилась в стране юшка, которую хлебать — не расхлебать его политическим наследникам. Одному Богу известно, чем все закончится.
А философ-бомж на 500 гривнах — как пить дать, к гиперинфляции! Уже тот факт, что в оборот пущена такая крупная банкнота, без которой прекрасно обходились, говорит, что Национальный банк дал добро на обесценивание отечественной валюты. Придется относиться к этому философски — точь-в-точь так, как рассматривал Сковорода свои босые ноги.
Думаю, что 500-гривенной банкнотой Нацбанк не ограничится. На повестке дня купюра в 1000 гривен. Лучше всего для изображения на ней подойдет кандидатура изображение Леонида Кравчука — «першого президента», при котором инфляция в начале 90-х достигла апогея. Если помните, зарплату тогда выплачивали миллионами, а от одного купона — даже прикуривали. На этом номинале светлый лик Леонида Макаровича как символа развала украинской экономики наиболее уместен. На обороте можно изобразить покойную бабу Параску в тот момент, когда с мегафоном в руке возле Секретариата Президента она наконец-то смогла высказать Кравчуку личное мнение по поводу растаявших банковских вкладов. Или просто — абстрактную политкорректную пенсионерку, тоскующую при виде своей сберкнижки у окошечка кассы.
Глава 23.
Как в старину малороссияне на ведьм охотились
Почему-то так получилось, что разные земли бывшей Российской империи поставляли литературе региональные разновидности нечистой силы. Петербург штамповал чертей-аристократов, доказательством чему лермонтовский «Демон» и «Бесы» Достоевского. Русская деревня дала народную сказку с лешаками, избушкой на курьих ножках и бабой Ягой. А Украина традиционно производила лучших в мире кареглазых и чернобровых ведьмочек.
О гоголевской Панночке из «Вия» знают все. Но она только самый знаменитый пример. А ведь есть еще и «Конотопская ведьма» Квитки-Основьяненко, и «Киевские ведьмы» его современника Ореста Сомова, и Волынская «Олеся» Александра Куприна. Не говоря уже о придуманной киевлянином Булгаковым Маргарите, которая только живет в Москве, а на самом деле завезена автором из Киева, где, по выражению любимого им Гоголя, «все бабы, которые сидят на базаре, — все ведьмы».
Интересно, отчего так, земля тут, что ли, у нас такая? Ясно одно — в отличие от соседней Румынии, рождающей Дракул и вампиров мужского пола, у нас особенно хорошо получаются именно бесовки. И в литературу они попали не сразу, а первоначально фигурировали в основном в старинных судебных актах о наведении порчи на людей и животных.
Самый ранний зафиксированный историей пример древнерусской охоты на ведьм приводит архимандрит Киево-Печерской лавры Серапион. Он относится ко второй половине ХП1 века. Тогда несколько женщин было обвинено в том, что из-за них испортилась погода и сл5^ился неурожай. Так как случай этот пришелся на эпоху-после монгольского нашествия, когда княжеское правосудие отсутствовало, то крестьяне решили расправиться с подозреваемыми собственными силами. Женщин бросали в воду, наблюдая, выплывет или нет? Тех, которые тонули, признавали невиновными, а тех, что плавали, как пробки от шампанского, поверх воды —^ отправили на костер.
Тут следует сделать маленькое примечание. Способ, использованный крестьянами для распознания ведьм, кажется несколько странным. Но ведьмой признавалась только та, которая не просто плавала, а буквально скользила по водной глади, словно невесомая, не погружаясь в причину. С точки зрения законов физики, такое облегчение тела кажется невероятным. Просто жалко, что в ХПІ столетии не было фотоаппарата, й мы не можем сказать, что в рассказе архимандрита Серапиона соответствует действительности, а что просто плод воображения разгоряченного неурожаем и голодом крестьянского умишки,