Воскресный философский клуб
Шрифт:
Политика все еще донимали неудобными вопросами, когда в дверь позвонили. Положив грибы в миску, Изабелла прошла через холл, чтобы открыть дверь. Грейс предлагала установить «глазок», чтобы можно было увидеть, кто звонит, прежде чем открывать, но Изабелла так и не собралась сделать это. Если кто–нибудь беспокоил ее в поздний час, она могла взглянуть на гостя через щель почтового ящика, но обычно она смело распахивала дверь. Если мы все будем жить за глухими заборами, то окажемся в ужасной изоляции.
Человек
— Вы Изабелла Дэлхаузи?
Она кивнула:
— Да.
Изабелла окинула его взглядом. Ему было за тридцать; густые темные волосы, одет элегантно: темно–серый блейзер и черные брюки, темно–красный галстук. На нем были очки с небольшими круглыми стеклами. В верхнем кармане рубашки — ручка и электронный дневник. Изабелла словно услышала голос Грейс: «Ловкач».
— Я журналист, — представился мужчина, показывая ей визитную карточку с названием своей газеты. — Меня зовут Джеффри Мак–Манус.
Изабелла вежливо кивнула в ответ. Вряд ли она когда–нибудь возьмет в руки его газету.
— Я подумал: нельзя ли мне с вами побеседовать, — продолжал он. — Насколько я понимаю, вы были свидетельницей того несчастного случая в Ашер–Холле. Вы не могли бы рассказать мне об этом?
С минуту поколебавшись, Изабелла отступила в холл и пригласила его войти. Мак–Манус тотчас же воспользовался приглашением, как будто опасался, что она может внезапно передумать.
— Такой неприятный случай, — сказал он, следуя за хозяйкой в гостиную, находившуюся в передней части дома. — Просто ужасно.
Изабелла предложила журналисту сесть и села сама на диван у камина. Она заметила, что, усаживаясь, он обводит взглядом стены, словно прикидывая стоимость картин. Изабеллу это покоробило. Она не любила хвастаться своим богатством и чувствовала себя неуютно, когда оценивали ее коллекцию. Правда, не исключено, что в живописи он не разбирается. Например, полотно у двери — это Пеплоу, причем ранний. А небольшая картина возле камина, написанная маслом, — это Стэнли Спенсер, этюд к полотну «Когда мертвые пробуждаются».
— Недурные картины, — произнес он развязно. — Вы любите искусство?
Изабелла взглянула на него. Тон у журналиста был фамильярным.
— Я люблю искусство. Да. Действительно люблю.
Он снова окинул взглядом комнату.
— Однажды я брал интервью у Робина Филипсона, — сказал он. — Я побывал у него в студии.
— Вам, наверное, было там очень интересно?
— Нет, — категорически заявил он. — Мне не нравится запах краски. У меня начинает от него болеть голова.
Мак–Манус играл с механическим карандашом, то выпуская, то пряча грифель.
— Могу я спросить вас, чем вы занимаетесь? То есть работаете ли вы?
— Я редактирую журнал, — ответила Изабелла. — Философский журнал. «Прикладная этика».
Мак–Манус приподнял бровь.
— Значит, мы с вами коллеги.
Изабелла улыбнулась. Она чуть не сказала «вряд ли», но воздержалась. И в каком–то смысле он был прав. Она работала по нескольку часов в день, и работа ее заключалась в том, чтобы давать оценку научным статьям и редактировать их, но в конечном счете все сводилось к словам на бумаге.
Изабелла вернулась к теме вчерашнего происшествия.
— Стало ли еще что–нибудь известно о случившемся в Ашер–Холле? — спросила она.
Мак–Манус вытащил из кармана записную книжку и раскрыл ее.
— Немногое, — ответил он. — Мы знаем, кто этот молодой человек и чем он занимался. Я побеседовал с людьми, которые вместе с ним снимали квартиру, и попытался связаться с его родителями. Они живут в Австралии, в Перте.
Изабелла удивленно посмотрела на него. Он хочет поговорить с ними прямо сейчас, когда на них только что свалилось такое горе?!
— Зачем? — спросила она. — Зачем вам тревожить этих несчастных людей?
Мак–Манус теребил спираль, скреплявшую блокнот.
— Я пишу об этом статью, — ответил он. — Мне нужно осветить это происшествие со всех точек зрения. Даже с точки зрения родителей.
— Но они же в страшном горе, — сказала Изабелла. — Чего вы от них ожидаете? Что они скажут, как им тяжело?
Мак–Манус проницательно взглянул на нее.
— Публика питает законный интерес к подобным вещам, — объяснил он. — Я вижу, вы это не одобряете, но публика имеет право знать все, она хочет, чтобы ее информировали. У вас иное мнение на этот счет?
Изабелла могла бы сказать беспринципному посетителю многое, но решила не вступать с ним в дискуссию. Что бы она ни сказала о назойливых журналистах, это не изменит его взгляда на работу. Если его и терзали сомнения относительно беседы с людьми, только что понесшими тяжелую утрату, он отмел их особо не раздумывая.
— Что вы хотите у меня узнать, мистер Мак–Манус? — осведомилась она, бросив выразительный взгляд на часы. Она решила не предлагать ему кофе.
— Мне бы хотелось узнать, что вы видели, — ответил он. — Просто расскажите мне всё.
— Я видела очень мало, — сказала Изабелла. — Я видела, как он падает, а потом — как его уносят на носилках. Вот и всё.
Мак–Манус кивнул:
— Да, да. Вот и расскажите мне об этом. Как он выглядел, когда падал? Вы разглядели его лицо?
Изабелла посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она видела лицо того молодого человека, и, как ей кажется, он тоже ее видел. Его глаза были широко раскрыты не то от удивления, не то от ужаса. Она помнила этот взгляд.
— Зачем вам знать, видела ли я его лицо? — спросила она.